В воспоминаниях бывших остовцев много описаний послевоенных мытарств, рассказов, сколько надо было приложить усилий, чтобы получить документы, устроиться на работу, восстановиться в техникуме или вузе.
Начавшаяся холодная война вызвала новую волну подозрительности и шпиономании. Особое недоверие вызывали репатрианты, освобожденные войсками союзников.
Узница Освенцима и Равенсбрюка Оксана Коссаковская вспоминала, как после фильтрации вернулась в родной Львов («Такая радость!»), поступила на филфак университета и в консерваторию, а через год ее арестовали, обвинили в пособничестве фашистам («Спрашивали: почему меня немцы не расстреляли, как я осталась жива?») и осудили на 10 лет колымских лагерей.
В числе репрессированных оказалась и Елизавета Крестьянцева. После освобождения ей пришлось на полгода задержаться в Германии: она была оставлена в каптерке армейской части для починки солдатской одежды. Это и стало причиной ее ареста после возвращения в родной Кировоград. «Мне говорят: “А почему вы сразу не приехали? Вам не хотелось видеть своих родных? Почему вы остались в пятой ударной армии?”» Ее обвинили в том, что она «пристроилась» в армию, чтобы «шпионить за нашими солдатами». Угрожали («Вот мы тебя сейчас поставим к стенке»; «Вот нажмем на глаза – и будешь слепая») и в конце концов заставили подписать признательные показания. Заседавший десять минут суд дал ей 10 лет «за измену Родине». Такая же судьба ждала Раису Первину. После возвращения она два года отучилась в Московском строительном институте, когда за ней пришли. Но до этого несколько раз вызывали на допросы, спрашивали, почему она не вернулась со всеми репатриированными, а осталась в действующей армии. Ожидание этих вызовов «было страшнее самого ареста». 1 июня 1947 года ночью ее увезли на Лубянку. «А потом просто начались допросы, причем это ночные были допросы, мне не давали спать совершенно. <…> Вначале обвинили меня, что я хотела быть агентом [гестапо], быть доносчиком на своих, потом это отпало. Осталось: «добровольный выезд в Германию». Приговор – восемь лет лагерей.
Лидия Ерастова: «Мне дали шесть лет. Меня обвиняли, что я работала в гестапо агентом, что я предавала советских граждан, что я была связана с американской контрразведкой, что я дала им расписку, что буду на них работать. Меня обвиняли, что я сожительствовала с немцами, с эсесовцами и так далее».