Кладбища являлись серьезным источником дохода для приходского клира. Семьи покойных вносили постоянные пожертвования на деятельность храма. Поэтому приходы стремились хоронить покойников из обеспеченных семей и как можно большее их количество. Чтобы привлечь богатые семьи, храм или монастырь стремился обзавестись мощами святых, тем самым повышая свой социальный и символический статус. В итоге это приводило к повышению количества захоронений, а значит, и пожертвований, и все это при минимальных затратах. Довольно эффективная бизнес-модель.

Финансовый ресурс, которым были кладбища, часто становился причиной конфликтов и даже открытого противостояния между монастырями и приходами. Например, в 1392 году монахи Абингтонского монастыря в Англии разогнали похоронный кортеж с телом богатого аристократа, направлявшийся для захоронения на кладбище местной церкви, и заставили родственников отвезти тело на монастырское кладбище для погребения. Чуть позже они выкопали 67 трупов наиболее знатных господ из могил этой церкви и перезахоронили их на территории своего кладбища. В 1298 году герцог Варвика Уильям I по совету францисканского монаха Джона Олни пожелал быть захороненным не на территории центрального собора, а на кладбище францисканской церкви. Летописцы упоминают, что, когда пришло время, тело покойного Уильяма I было пронесено монахами по городу буквально как «военный трофей», настолько францисканцы были рады заполучить труп знатного господина, а вместе с ним обеспечить себе и постоянный доход. В 1152 году, когда местный отшельник по имени Вулфрик умер в небольшой деревушке в Хаслбари, об этом сразу прознали монахи из находившегося по соседству монастыря. Они попытались выкрасть его тело. Однако их атака была весьма успешно отбита священником Осбертом и нанятой им бандой местных головорезов. В Тулузе монахам с помощью активного маркетинга и продвижения своих кладбищ удалось получить под свой контроль более половины всех проводимых похорон, а в английском Норвиче около трети, что вызвало недовольство местного клира. Схожие истории происходили и в Италии, где местному епископату и священникам составляли активную конкуренцию монашествующие ордена. Надо полагать, что подобные конфликты случались во всех приходах и регионах средневековой Европы.

***

На первую американскую кремацию собралось множество репортеров и представителей местного истэблишмента. Процедура кремации была превращена в увлекательное представление. Люди следили за тем, как засыпается уголь, пока Лемойн красноречиво объяснял устройство печи. Покойный в гробу был щедро осыпан различными специями — корицей, гвоздикой и ладаном, чтобы запах сгорающего тела не пугал людей. Возник спор, как размещать тело покойного в печи — вперед ногами или головой.

Полный цикл кремации занял почти сутки. Активное сжигание длилось около 3 часов, и все это время люди наблюдали за процессом в открытый люк печи. В один из моментов рука барона поднялась, и он как будто указал перстами вверх. Часть религиозно настроенной публики принялась трактовать это как проявление Божьей воли, но врачи поспешили успокоить собравшихся, объяснив, что это всего лишь мышечные сокращения. В 11:20 по местному времени представитель местного департамента здравоохранения зафиксировал первую кремацию в США. Проект Лемойна был так же не очень успешен, как и развитие кремации в Европе. До своего закрытия в 1901 году этот крематорий смог стать «последним очагом» только для 42 тел.

Развитие кремации в США быстро столкнулось с сопротивлением со стороны общественности. Помимо основных аргументов о невозможности воскрешения и сравнения огня в печи с адским пламенем критики обращали внимание и на другие аспекты кремации. Например, что в крематориях печи не разделены по расовому признаку, в результате чего пепел почтенного белого господина может запросто смешиваться с пеплом чернокожего (Prothero 2002).

В период идеологической борьбы между сторонниками традиционных похорон и кремации «огнепоклонники» издавали целых три периодических издания: Modern Crematist (Ланкастер, штат Пенсильвания); The Columbarium (Филадельфия); The Urn (Нью-Йорк). Эти печатные издания вели борьбу не только «за» кремацию, но и «против» традиционных похорон. Аргументация строилась главным образом на двух важнейших пунктах: демонстрация антисанитарии традиционных похорон и демифологизация процедуры погребения.

В первом случае акцент делался на процессе разложения мертвого тела. Согласно позиции «огнепоклонников», кремация — это чистота, а похороны это — грязь. На страницах журналов печатались рассказы о гниении тел, о могильных червях, о попадании продуктов распада в подпочвенные воды и т.д. По замыслу кремационистов, такие красочные описания должны были отвратить людей от гробоположения. В этом ракурсе, сторонники кремации пытались разрушить идеалистическое представление о «целостности тела» при захоронении в землю. Они утверждали, что человеческое тело все равно разлагается, несмотря на массово распространенные уверения в обратном.

А вот во втором случае все интереснее. Это была попытка вообще развенчать мифическое представление о могиле как о месте упокоения (сна) в ожидании будущего воскресения. То есть кремационисты вели спор на том же религиозном языке, что и их противники. Они доказывали, опираясь на Библию, что кремация не противоречит христианству: воскрешение обязательно произойдет, но не из тела и останков, а из отходящего духа. Поэтому лежать в могиле, гнить и ждать воскрешения не имеет смысла. В центре этих споров лежали именно принципиально разные представления о телесности и душе.

Что для нас принципиально важно — язык сторонников кремации строился исходя все из тех же религиозных представлениях о бессмертии, но оперировал другим соотнесением тела и души (индивида). Они пытались отвратить людей от похорон в землю, обращаясь к биологичным процессам разложения, тем самым разрушая позитивистскую иллюзорную картину «нерушимой» связи бальзамированного тела и бессмертного духа. Выстраивая собственную аргументацию, бессмертие представлялось неразрывно связанным с не-телесными практиками. Но несмотря на различия в аргументации — разговор все равно велся на языке догматики — даже самыми прогрессивными представителями движения кремации вопрос бессмертия связывался с физическим воскрешением. Разница заключалась лишь в том, что для этого нужно — дух или плоть и в каком отношении друг к другу.