Эти внезапные (как мне назвать их?) прыжки в пристрастную любовь-привязанность пробуждают во мне фантастически отважные воспоминания: будто когда-то однажды я умел чувствовать бесконечно беспристрастно и непривязанно...
Аскеза, разумеется, не выход; она — та же чувственность, только со знаком минус. Впрочем, святому она может, в качестве вспомогательного звена, оказаться полезной; в центре пересечения своих отречений он обнаружит того Бога антимира. Бога невидимой сферы, который еще не приступал к творенью.
Но тот, чье сознание принимает всякое земное явление чистым, а образ правдивым,— может ли начинать с отречений? И даже если бы вначале они оказались ему полезными и необходимыми, все же они заронили бы в него семена лжи, хитрости, искательности, а под конец, где-нибудь в пространствах его произведений, отомстили жесткостью, сухостью, малодушием плода.