Больше цитат

Totokaa

24 мая 2020 г., 18:21

Абсолютное государство, поскольку оно абсолютное, ищет свою репрезентацию в одном и едином. Онтология единичности должна манифестироваться в одном вожде, в одном, грубо говоря, правителе, в одном главе. И древние греки это ощущали и, скажем так, очень этого не любили. А мы это ощущали и очень это любили: «О, это просвещенный вождь, вы еще не знаете, что это за человек!». Я прочел огромную монографию одного англичанина - между прочим, сына лорда, талантливого историка - о Мао Цзэдуне. И он говорит: «Как только я увидел этого человека, - это англичанин пишет, а не учитель средней школы из Калуги и не учитель китайской средней школы из Нанкина, а англичанин, который Оксфорд окончил, - как только я увидел этого человека, я почувствовал - это он, один, и никого кроме». Можете себе представить? Когда он это написал? В 1973 году. Казалось бы, не в 23-м! А в 73-м! И вот тогда он сказал: «Я понял, это харизма». Тут надо заплакать, да? Слово «харизма» было введено в середине 60-х годов и очень быстро стало объектом социологических исследований. И на харизме много бездарных молодых людей стали докторами и профессорами английских, американских и немецких университетов. Вы поймите, что неотрефлексированность языка чрезвычайно выгодна простым людям. Они считают, что это непонятно. А на этом рынке все непонятное стоит гораздо дороже. Ну хорошо, я не хочу карикатуризировать. Однако давно ставшее базарным феноменом понятие харизмы теперь уже выводится прямо из марксистского учения о роли личности в истории, а через исторический материализм - из Гегеля.

Так появляется харизма. И вдруг оказывается, что любой единовластный глава тоталитарного государства - и этот самый омерзительный эфиоп, и этот космический дебил Ким Ир Сен - это харизматический лидер! Я как-то очень давно говорил с одним польским профессором, и он все время поднимал указательный палец правой руки. Причем человек очень образованный, совсем не зацикленный на марксизме. И он говорил: «Но бывают же исключения. Вот, например, есть такой харизматический лидер, как Фидель Кастро - он абсолютно чистый человек» (кстати, это большевистская терминология - «чистый, как слеза»). Здесь важно именно это ощущение, вырастающее из онтологии абсолютного. Понимаете, нам-то все еще кажется, что в основе всего лежит наше чувственное восприятие как восходящее ко все той же человеческой природе (по-видимому, к моему глубокому сожалению, не существующей, вранье все это в основном). Мы забываем, что на определенной фазе нашего мышления - это самое ощущение становится абсолютно тоталитарно господствующим. Это великолепно понимали поздние буддистские философы, и к этому пониманию пришли совсем не самые великие философы Европы, английские эмпирицисты, которых, кстати, Кант бесконечно уважал и говорил, что без них вообще никакой его философии никогда и не возникло бы.

Получается, что сам исторический феномен возникновения тоталитарного государства уже нашел свою манифестацию в эпистемологическом эпифеномене одной-единственной личности, которая с этим государством отождествляется. И самый яркий пример здесь, конечно, был не Мао Цзэдун, который, при всем моем уважении к этому кретину (сильный был человек), себя никогда не отождествлял с государством, он отождествлял себя с космосом. Вы знаете, это смешно, но очень интересно. Простите, теперь я опять перехожу на ненавистный мне научный жаргон - еще это государство не встало на место, еще не отрефлексировало себя как тоталитарное или даже абсолютное, а уже готов один лидер. Почему? Эта идея «одного» - очень четкий случай, я бы назвал это так, символической структуры сознания. То есть это не просто манифестация единого государства в одном человеке, а это то символическое дополнение к идее, к мысли об абсолютном или, как предельном случае, тоталитарном государстве как одном человеке. Вы помните, мы говорили о нейтрализации личности? Что она означает, грубо говоря - вы не личность не потому, что вы, сударь, ничем не выдающийся человек, а вы не личность, потому что у нас уже есть одна личность. Она заполняет пространство и определяет фазу политической рефлексии. Иначе говоря, она является символом.