На золотом треножнике сгорел
Повествований ароматных свод.
Как пудрой, как румянами покрыл
Нефритовую чашу тонкий лед.
Все явственнее флейты слышен звук,
Вдовы как будто скорбный плач и стон.
Пусть одеяло, если стынет кровь,
Служанка мне согреет перед сном.
Не унывай! За шторой пустота,
Зато причудлив феникс на шелку, —
Пусть ширмой сохраняется покой,
И селезень, блеснув, спугнет тоску.
Роса обильна, и под нею мох
Стал мокрым, и скользит на нем каблук,
Покрылись густо инеем стволы,
—Не распознать мне, где средь них бамбук.
Неровен путь, когда вдоль берегов
Бредешь и огибаешь водоем
Или когда взбираться в вышине
Приходится по крутизне на холм.
Громады скал. Застыло в небытье
Здесь дьяволов скопленье и богов.
Деревья притаились средь камней,
Как стаи алчных тигров и волков.
Могущественных черепах Биси
Под утро осветили небеса,
В решетчатых ловушках возле стен
Скопилась предрассветная роса.
Пусть птичий гомон с тысячи дерев
Весь лес обширный всполошил вокруг,
—Но слышен здесь и обезьяний плач
—Единственный в ущельях скорбный звук…
Коль знаешь на развилке поворот, —
Свой Путь найдешь среди других дорог.
А если ты познал движенье вод,
Не спрашивай людей, где их исток.
За изумрудным частоколом храм:
Здесь колокола не смолкает звон.
А там – село, где проса аромат,
И там же – птичья песнь со всех сторон!
Коль радость есть – возможно ль скорби быть?
Не мимолетна ль скорбь, раз жизни рад?
А если нет печалей на душе,
То в мыслях разве может быть разлад?
Всю яркость чувств я обращу к кому?
Я замыкаю их в себе самой!
А помыслы изысканной души?
Никто не примет к сердцу голос мой……
Вот и рассвет… Стихи пора кончать.
Мы устаем, когда всю ночь творим.
Давай, как закипит в сосуде чай,
Вновь о поэзии поговорим…
Мяоюй «Сон в красном тереме» (китайская классическая литература)