Иного содержания у слова «народ» не имеется. Определяющим не является ни единство языка, ни единство телесного происхождения. Что отличает народ от населения, выделяя его из населения и позволяя ему вновь в нем раствориться, - это неизменно внутреннее переживание «мы».

Чем глубже это чувство, тем сильнее жизненная сила союза. Существуют энергичные и вялые, преходящие и несокрушимые формы народов. Они могут менять язык, расу, имя и страну: пока живет их душа, они внутренне присоединяют к себе людей какого угодно происхождения и их переделывают.

Название «римляне» обозначает во времена Ганнибала один народ, а в эпоху Траяна - всего только население.

Но если, несмотря на это, народы и расы, и с немалым основанием, упоминаются друг подле друга, при этом подразумевается общепринятое сегодня понятие расы эпохи дарвинизма.

Не следует полагать, что какой бы то ни было народ могло сплачивать просто единство телесного происхождения и такая форма могла бы продержаться хотя бы на протяжении десяти поколений.

Необходимо повторить еще и еще, что это физиологическое происхождение существует только для науки и ни в коем случае - не для народного сознания и что этим идеалом чистой крови никакой народ никогда не вдохновлялся.

Обладание расой - это вовсе не что-то там материальное, но нечто космическое, нечто направленное, ощущаемое созвучие судьбы, единого шага и поступи в Историческом бытии.

Из непонимания этого абсолютно метафизического такта возникает расовая ненависть, которая между немцами и французами нисколько не слабее, чем между немцами и евреями, но, с другой стороны, из одинакового биения пульса возникает подлинная, родственная ненависти любовь мужчины и женщины.

В ком нет расы, тому эта опасная любовь неведома. Если часть человеческой массы, пользующейся сегодня индогерманскими языками, находится сегодня очень близко к определенному расовому идеалу, то это указывает на метафизическую силу этого идеала, оказавшего формирующее (züchtend) действие, вовсе не на пранарод в ученом вкусе.

Величайшее значение имеет как раз то, что идеал этот никогда не бывает выражен во всем населении, но по преимуществу - в его военном элементе, и прежде всего в подлинной аристократии, т. е. в тех людях, которые живут всецело в мире фактов, под обаянием исторического становлення, в людях судьбы, которые чего-то желают и на что-то отваживаются, хотя именно в раннее время иноплеменник, занимающий высокий ранг по внешним и внутренним качествам, не встречал каких-либо препятствий при принятии в господское сословие; в особенности же по «расе» и, уж конечно, никак не по происхождению выбирались жены.

А где расовые черты выбора жены всего слабее, так это как раз по соседству - в натурах подлинных священников и ученых, хотя они, быть может, находятся с первыми в ближайшем кровном родстве.

Сильный душевный элемент обрабатывает тело как произведение искусства. Римляне, сами чрезвычайно разнородного происхождения, образуют по среди италийской путаницы племен расу, обладающую строжайшим внутренним единством, - ни этрусскую, ни латинскую, ни «античную» вообще, но специфически римскую.