Мужчины и женщины вокруг меня, даже разговаривая со мной, оставались лишь фигурами; я практически забыл, что они живы, что они не просто автоматы. Дружба всего лишь была невероятной традицией. Посреди их переполненных улиц и собраний я бродил один; и (если не считать того, что именно собственное сердце и ничьё другое я продолжал поглощать) был к тому же яростен, словно тигр в джунглях… Для меня вселенная оставалась лишена жизни, цели, воли, даже враждебности; она была одной огромной, мертвой, несоизмеримой паровой машиной, катившейся вперёд в своём мертвом безразличии, чтобы перемолоть меня, отделяя часть от части… Не имея никакой надежды, не имел я и никакого определённого страха - будь то страх перед человеком или же дьяволом. И все же достаточно странным образом я жил в продолжавшемся, неопределённом, истомлявшем страхе, дрожавший, малодушный, опасавшийся неизвестно чего; казалось, будто все в небесах сверху и на земле снизу принесёт мне вред; будто небеса и земля были лишь одними бесконечными челюстями пожиравшего монстра, в то время как я, трепеща, ожидал своей очереди быть поглощённым.