– Почему ты еле-еле плетешься? А ну, пошевеливайся! Что у тебя, свинец в сандалиях, что ли? Шагай, шагай, мешок с салом, ларь, набитый жратвой, брюхо, налитое супом!
– Да я и так шагаю, господин гёз, я и так шагаю, – в сердцах отвечал тот. – Однако ж, не во гнев вашей аркебузе будь сказано, вы такой же тучный, пузатый и жирный мужчина, как я.
– Как ты смеешь, поганый монах, – толкнув его, вскричал Ламме, – сравнивать свой дармоедский, бесполезный монастырский жир с моим фламандским жиром, который я накопил честным путем – в трудах, в треволнениях и в боях? А ну, бегом, не то я тебя, как собаку, пинком пришпорю!
Монах, однако ж, в самом деле не в силах был бежать – он совсем запыхался. Запыхался и Ламме. Так, отдуваясь, добрались они до корабля.