Но если в Европе мы отчетливо прослеживаем традицию мужского любовного пения (трубадуры, менестрели, миннезингеры, оперные традиции, где женские арии исполняли певцы-кастраты и так далее), то в славянском мире светские пение — отчетливо женская прерогатива. Героини русских романов поют русские романсы (песни о любви), сводя своим голосом и пением мужчин с ума.

У Гончарова в "Обломове" читаем:

А я в самом деле пела тогда, как давно не пела, даже, кажется, никогда... Не просите меня петь, я не спою уже больше так... Постойте, еще одно спою... — сказала она [Ольга], и в ту же минуту лицо ее будто вспыхнуло, глаза загорелись, она опустилась на стул, сильно взяла два-три аккорда и запела. Боже мой, что слышалось в этом пении! Надежды, неясная боязнь гроз, самые грозы, порывы счастия — все звучало, не в песне, а в ее голосе. Долго пела она, по временам оглядываясь к нему, детски спрашивая: "Довольно? Нет, вот еще это", — и пела опять.