Больше рецензий

Myrkar

Эксперт

от триипостасного Бога

18 июня 2017 г. 12:29

993

3 От сакрального зачатия до мирной жертвы

Людмила Улицкая написала страшную книгу. Страшную даже не потому, что основная ее тема связана с абортами и материнской смертностью, а из-за очень физиологичного описания происходящего. Самым страшным, до слез практически, становится дневник Елены, пытающейся с помощью записей ухватится за уходящую память. Медики и биологи на страницах "Казуса Кукоцкого" становятся кровавыми жрецами со своими особыми священными дарами. У Кукоцкого старшего чуть ли не сакральный дар внутривидения, который очень капризен к чистоте его носителя от греха. А вот его дочь Таня, одаренная различными талантами девушка, уже более приземленна в своих умениях, владение которыми пускает на самотек альтернативной жизни в контексте реалий Советского Союза.

Книга дает какую-то свою, биологическую теорию смены поколений. В самом начале Павел Алексеевич вспоминает красивый миф о вавилонской богине Ламассу, богине плаценты, жрецы культа которой по рождающимся младенцам определяли, как в небесных пространствах переписываются судьбы человечества. Учитель Павла Алексеевича отметит, что в начале века рождались расслабленные, "гипотонические" дети, а вот уже сам Кукоцкий за свою работу стал отмечать в младенцах страх. Чуть позже Таня родит заражающе сонного ребенка, а закончится книга рождением правнука, о свойствах которого будет сказано мало... Эти рождения и описание совершенно странным образом образующихся семей вокруг детей, как будто связаны с тем, как формировались поколения людей Советского Союза: людей, который сдались демонам революции; людей молчаливых, живущих в страхе из-за своего прошлого; людей дела и людей пустой мысли; людей, замеревших во сне... От настоящих родителей осуществляется переход к воспитанию приемными, о которых не говорится. Танины "семьи" это демонстрация разрушения священного института. Брак с близнецами, один из которых вроде как муж, а второй вроде как сожитель, но это уже признак вырождения брака, бессмысленность гражданской росписи, нацеленной на то, чтобы одного из братьев не забрали в армию. Позже она, замужняя, живет с женатым же мужчиной, к которому просто лежит душа, и он вполне считает ребенка от братьев-близнецов своим... Впоследствии этому ребенку предстоит жить в коммуналке среди непрямых родственников и соседей.

Возможно, именно вот такой переход от брака, заключенного на небесах, до гражданского брака и брака по собственной, личной прихоти и заключает основу жанровой канвы. Название только ей не очень соответствует. Ведь казус, скорей всего, состоял в том, что, обладая уникальным даром просматривать организм насквозь, Павел Алексеевич не видел, как его жена теряет память и считал, что оставленные везде записки не напоминания, а признак хозяйственности супруги. Не понял он и проблему Тани, возведенной в жрицы науки ритуалом отрубания голов крысиным деткам, которая случайно преодолела порог, который запрещал бы проделать нечто подобное и с человеческим плодом. Не видел он и сугубо гинекологическую проблему Василисы, хотя это как раз его профиль работы. Вообще, после первой главы становится не совсем ясно, куда пропадает этот дар, о котором писательница вспомнит еще только пару не очень значительных раз.

Особый дар был и у Елены - названной жены Кукоцкого. Она по-своему воспринимала мир. Ее работа чертежницей, все рисующей и видящей в трех измерениях, тоже перевела ее восприятие на иной уровень. С трех сторон она могла представлять совершенно абстрактные, нерисуемые вещи. Это была ее собственная троица, личное мировоззрение, на которое повлияло отцовское толстовство, превращавшее истинную веру в теорию о нравственности. Быть может именно поэтому она заболевает совершенно немыслимой болезнью беспамятства, никак не связанной ни с физиологическими болезнями, ни с психическими. Это отклонение уносит ее в пространство сна, где читателю предстоит поугадывать, кто есть кто. Если первая глава - это экспозиция жизни главных героев, то вторая - сон Елены - это что-то вроде интерпретации настоящего и пророчество будущего, а возможно, нечто вроде интерпретации окружающих событий сознанием Елены. Мы же не знаем, спит ли она или бодрствует, когда пытается как-то общаться с родными. В этом странном пространстве существует какая-то странность литературного пространства конца девяностых - начала нулевых. В нем, как и в пелевинской пустоте, созданной не менее сумасшедшим сознанием главного персонажа, тоже есть точки с кострами. Что это, какой-то мировоззренческий знак времени? Какая-то дань появлению эзотерического мироощущения с потерей веры истинной и веры пропагандируемой и некая сопричастность всеобщности этого состояния? Так или иначе, здесь точно так же, как и на протяжении всей книги говорится об извращении морального, извращении идеи рождения (перерождения?) и идеи спасения. Потусторонние врачи лечат труп, труп духовный или же труп души... Кукоцкий в своих спорах о важности жизни детоубийцы во избежание ее самоубийства проигрывал святой истине - занимался спасением виновных в одном грехе...

Единственный персонаж, который призван как носитель истины - Василиса. Она-то за другую детскую смертность - естественную в младенчестве... Описывается она как совершенно идеальное христианское существо, которое, разве что, Бог обделил талантами. Но именно этот факт дает повод не обращать внимания на ее служение общественной жизни, а служению Христу. Василиса обладает не только византийским ликом, но осознанием собственной неважности, благодарностью всему, отсутствием лишних, недеятельных мыслей. А ее идейной "преемницей" становится Тома, человек совершенно рядовой, средних, троечных способностей, стадного сознания, находящий родство с молчаливыми и так же незначительными растениями, человек, росший без любви, маленький человек. Но Тома - человек другой эпохи. Она средняя не чтобы сдаваться на Божью волю, а чтобы упорно трудиться на благо общественного равенства. И с мужем-то они делят все труды поровну.

Дополняет всю эту пессимистичную картину деградации и размазывания человеческого по равному генетическая теория друга Кукоцкого Гольдберга, который описал, каким образом вырождается российская нация после ссылок, войн и репрессий. И если этот труд показывает чисто физиологические процессы, какими, собственно, и сам Кукоцкий видел, например, вопрос воспитания через влияние среды на растущий организм, дающий возможности для выхода потребностей, реализация которых способствует разностороннему развитию человека, то Людмила Улицкая показывает еще одну сторону сложившегося бытия - эдакое самовольное замыкание человека больших способностей, не желающего проявлять их там, где свершений ждут от людей совсем другого склада: посредственных, незначительных, лицемерных, с гибкой моралью... Но определенно образованных, даже интеллигентных... Таких людей дела, которых это дело и обезличивает, приравнивая к коллегам по эпохе, занимающихся умствованиями и пустословием. Таких людей, которых профессиональная деформация заставляет забыть себя и только радоваться рождению нового малыша с судьбой, прописываемой в безбожном мире жрецами Ламассу. Вот и казус такой - замыкания дара и роста только до некого среднего.