Гордость Пушкина

Его чернокожий прадед был похищен в детстве и вырос при дворе Петра Великого. Новый перевод Пушкина (выпущенный в Великобритании) включает в себя малоизвестную историю русского Шекспира.

Для русских Александр Пушкин занимает место вне вкусовых предпочтений, где национализм покрыл субъективное искусство патиной факта. Он является неоспоримым отцом их литературы в том же смысле, что Шекспир – для британской. Учитывая изолированный характер российской современной политики, может быть тяжело представить, что создатель Евгения Онегина был не только сторонником мультикультурализма и межнациональных отношений, но и его примером: Пушкин был представителем смешанной расы и гордился своими африканскими корнями.

Его прадед, Ибрагим Петрович Ганнибал, предположительно был рожден в Камеруне в 1696 году. Ребенком Ганнибал был похищен и отвезен в Константинополь, где, согласно одной из спутанных литературных сносок, один из предков Толстого «спас» его (по словам самого Пушкина, который использовал слово «выручив», в 1824 году) и представил его Петру Великому.

Ганнибал поменял одну неволю на другую, но как паж, крестный сын и экзотический фаворит императора, начал новую, более гламурную жизнь. После военного обучения во Франции он поднялся до уровня знати и умер в звании генерал-аншефа, имея сотни крепостных: черный аристократ с белыми крепостными слугами в северной Европе 18-ого века.

Прадед Пушкина Абрам Петрович Ганнибал, источник: Alamy Stock Photo

Пушкин попытался понять жизнь своего предка в незаконченном историческом романе Арап Петра Великого . Во фрагменте, который показывает опыт самого автора касательно предрассудков, Ибрагим обнаруживает, что им восхищаются многие женщины во Франции, но «это любопытство, хотя и прикрытое видом благосклонности, оскорбляло его самолюбие». Он завидует «людям, никем не замеченным, и почитал их ничтожество благополучием». Он ожидал «насмешек». И когда он влюбляется, то это чувство предназначено для графини D., которая «приняла Ибрагима учтиво, но безо всякого особенного внимания; это польстило ему».

Просто и увлекательно написанный – легко представить развитие его в качестве шальной выходки, – этот фрагмент в то же время очень тонкий. Ирония, похожая в своей мягкости на Остен, проявляется, когда Пушкин представляет графиню находящей «что-то приятное в этой курчавой голове, чернеющей посреди пудреных париков ее гостиной», или исследует собственные предрассудки Ибрагима относительно сексуальных мотивов женщин вокруг него.

Эта двусмысленность была центральной в личности Пушкина. Иногда он использовал свое африканское наследие для позиционирования себя как байроновского героя-аутсайдера, как, например, говоря «моя Африка» в «Онегине», как будто он был там. Он звал американских рабов «мои братья», хотя сам и был владельцем крепостных и настаивал – в переводе Набокова на английский его поэмы «Моя родословная» (1830 г.) указано так – что Ганнибал был «царю наперсник, а не раб». В другие моменты он воспроизводил стереотипы того времени, как когда он описывает Ибрагима словами «ревность начинала бурлить в африканской его крови» – сложившийся образ, который потом общество в своих сплетнях приписывало самому Пушкину после его трагической дуэли.

Как исторический роман, «Арап Петра Великого», может, никогда и не был самой прорывной работой Пушкина. Но, оставив роман незаконченным, он лишил нас чего-то более значительного: устойчивого портрета внутренней жизни чернокожего русского в начале 18-ого века, написанного цветным человеком с печатью и основой привилегированного белого. Теперь уже нельзя предсказать, как такое революционное произведение от такой важной исторической фигуры могло бы изменить западный канон.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ