Маги, муми-тролли, пираты: волшебство и тайны знаменитых карт

Черная метка: Роберт Макфарлан об «Острове сокровищ»

В начале была карта. Свою знаменитую карту Робер Льюис Стивенсон нарисовал для своего двенадцатилетнего пасынка Ллойда Осборна одним летним, но дождливым днем 1881 года будучи на каникулах в Шотландии. На карте изображен скалистый остров, с бухтами, холмами и заливами. Обозначенных мест на карте немного, названия громко говорят о приключениях и опасностях: Холм Подзорной Трубы, Кладбище, Остров скелета.

На южном конце карты искусным каллиграфическим почерком прописаны и затейливая компасная роза, и набросок галеона (вооруженного морского судна), идущего на всех парусах. Цифры указывают размеры морских саженей, размещены предупреждения для мореплавателя: «Здесь сильное течение», «Подводные опасности». В сердце острова – кроваво-красный крест и под ним мелким почерком знаменитая надпись: «Здесь зарыто сокровище».

Рисовал Стивенсон свою карту играя, и не подозревал, что она сыграет с ним, взрослым, в свою игру – вдохновит написать знаменитый пиратский роман Остров сокровищ . С увлечением склонившись над картой, Стивенсон и его пасынок Ллойд постепенно заселяли свой остров персонажами: вот Долговязый Джон Сильвер, капитан Флинт, Джим Хокинс. Постепенно рождался сюжет.

Так из простого холста и воображения родилось одно из самых удивительных мест на земле. С тех пор тысячи мальчишек высаживались на его белом песчаном берегу, пробирались сквозь чащобы серого леса, зачарованно смотрели, как солнечный свет вспыхивает на каменных шпилях его скал. Загляните разок на остров, и он навеки поселится в вашем сердце.

В наше время мы привыкли считать картографию наукой: исследование, моделирование и отображение пространственного расположения. Но до того как стать наукой, картография (и Стивенсон доказал это) была искусством. Искусство, которое соединяет знание с догадками, рассказывает истории о далеких землях, где есть все: тайны, любовь, воспоминания, пережитые опасности. Раньше это было частью карты. Нам стоит ценить и бережно относиться к этим художественным формам картографии.

Если обобщить, то есть два типа карт: карта с навигационной сеткой и карта сюжета. Карта сетки помещает абстрактную геометрическую сетку на пространство, в котором находится любой элемент или объект. Плюс таких карт в том, что они позволяют любому человеку или объекту находиться в абстрактной совокупности пространства. Минус – они уменьшают мир до данных, и фиксируют пространство независимо от бытия.

Карты истории, напротив, представляют собой место так, как оно воспринимается индивидуумом или культурой, движущейся по карте. Это записи конкретных путешествий, а не описание пространства, в котором могут происходить путешествия. Они строятся по мере продвижения путешественника, а их периметры – это видение и опыт самого путешественника.

Карта сетки показала эффективность метода преобразования места в ресурс и для разработки широкомасштабных подходов к ландшафту. Это способ изображения мира, который принес множество выгод, но его метод настолько общепринятый, что даже знание о месте кажется неопровержимым. Мы утратили чувство ценности карты-как-истории, картографии самобытной, содержащей в себе чувства.

Народы, которые выросли в тесной зависимости от местности, часто разрабатывают оригинальные методы представления своей земли. В 1826 году на мысе Принца Уэльского в канадской Арктике британский военно-морской офицер встретил охотничью группу охотников-эскимосов. Не понимая язык офицера, они все же поняли, что он спрашивает дорогу, и нарисовали ему «очень четкую и понятную» карту местности, прямо на песке, с помощью палочек, камней и щебня. Известно, что эскимосы умеют вырезать трехмерные карты из дерева. Такие карты можно было брать с собой, им не страшен ни холод, ни вода. Жители Маршалловых Островов использовали палки и раковины, связывали их с помощью растительных волокон и изображали с их помощью поверхностные океанские течения, которые находятся между островами их архипелага.

Мы обязаны сохранить эти осязательные карты, рожденные опытом и вниманием. Такие карты, находящиеся в сознании людей, предупреждают об изменчивости и устойчивости ландшафта. Они рассказывают о дюймах и оттенках. Они содержат важные знания и чувствительны к таинственным четвертому и пятому измерениям картографии – отношениям картографа с ландшафтом и с картой.

Снусмумрик в долине муми-троллей: Фрэнсис Хардинг о карте Туве Янссон

Помню, как я впервые разглядывала карту долины муми-троллей, размещенную на первых страницах книги Туве Янссон Шляпа волшебника . Простенькая с виду, но с кучей изображений, и какая-то слишком выходящая за масштабы, но такая притягательная. И сами книги о муми-троллях, и карта всегда вызывали во мне нежную грусть. Я представляла себе Одинокие горы, такие далекие и холодные, их медлительные и холодные сердца, наполненные мукой и неизлечимым одиночеством.

Тогда я заметила одну небольшую неточность на карте, хотя если помнить, что даже остановившиеся часы показывают верное время дважды в день, то может, там и нет «неточности»? Возле моста нарисована маленькая палатка, а рядом с ней сидит фигурка в зауженной шляпе. Палатка эта, очевидно, принадлежит играющему на гармонике Снусмумрику, одетому в свой вечный зеленый плащ. Но ведь Снусмумрика нельзя так легко привязать к месту. Он заядлый кочевник, исчезает из Муми-долины на долгие месяцы, и так же внезапно возвращается без предупреждения или объяснения. Скорее всего, еще чернила на карте не высохли, как он уже смылся вместе со своей палаткой.

В отличие от меня, Снусмумрик не боится сбиться с пути, потому что «его путь» - это то место, куда его заведут ноги. Он всем доволен, бесстрашен и совершенно свободен. У него нет обязанности быть где-нибудь, он идет туда, куда ему вздумается. Только одно его может остановить и разозлить - это заборы, они оскорбляют его философию свободы. Заборы скрывают необъятность мира, сковывывают его в границы: «твое и мое», пытаются приручить его и осмыслить. Карты, возможно, делают то же самое, и, вероятно, поэтому Снусмумрик никогда в карты не заглядывает.

Увидев эту карту в первый раз, я погрузилась в нее с головой. Мне всегда хотелось понять, была ли она нарисована рукой суетливого Хемули или же она нацарапана обугленной палочкой из какого-то летнего костра? Или ее набросала заботливая рука Муми-мамы для своих чад, чтобы они не заблудились и смогли найти дорогу домой. А сейчас, разглядывая карту, я замечаю, как тщательно изображено жилище самих муми-троллей, все тонкости и детали пещер и мест для кемпинга. Пожалуй, это карта, которую мог бы нарисовать ребенок из Муми-дома, с его детским, но глубоким пониманием того, что на самом деле важно.

В детстве карты для меня были просто картами. На них было показано, где что есть, и этого мне было достаточно. Создателями карты я увлеклась позже. Я влюбилась в наши старинные карты мира, огромные, слегка дурацкие, но прекрасные, на которых страны имеют неправдоподобные, размытые очертания, а океаны полны загадок и монстров. В свое время они, должно быть, были умопомрачительным открытием. Теперь эти карты – простое приложение к фэнтезийным пейзажам, загадочные и недосягаемые.

Прошлое становится воображаемой «иной» землей с ее собственной географией. Можно почти нащупать «швы», где карты были сшиты с помощью рассказов путешественников, соединены с другими картами, проникнуты слухами, легендами и воображением.

Интересно, задумывались ли картографы из прошлых времен, что они просто переносят чье-то представление о реальности на бумагу? Как им удавалось впихнуть туда все важное? А что было важным? Слава и героизм картографии заключаются в том, что она пытается сделать невозможное. Реальность «некартируема» – она так грандиозна, растянута и переменчива, разве можно ее запечатлеть на бумаге или холсте. Похоже на попытку поймать гигантского кальмара сачком для бабочек.

Навигация по Хогвартсу: Мирафора Мина о создании карты Мародеров

В один из обычных понедельников утром у меня зазвонил телефон. Кто бы мог подумать, что тот звонок станет началом проекта длиной в пятнадцать лет. Звонил художник-постановщик Стюарт Крейг. Он звал меня присоединиться к его команде для работы над адаптацией некоей книги, которую он кратко описал как «история о волшебной школе, храбром мальчике и темном волшебнике».

Моим первым изобретением было письмо, приглашающее Гарри Поттера в Хогвартс: Мистеру Г.Поттеру, Чулан под лестницей, дом 4, Тисовая улица, город Литтл Уингинг, графство Суррей. Эта надпись – уже сама по себе карта, путь к непредсказуемому будущему, приглашение в неизведанный мир. Я много дней терзалась над нужным балансом всех тонкостей и деталей на конверте. Вроде всё просто, но на самом деле невероятно важно: судьбоносное письмо, принесенное совой, со странным витиеватым почерком на конверте.

Из всего, что наша команда создала для мира Гарри Поттера, карта Мародеров – самый любимый читательский артефакт. Пустой пергамент, раскрывающий все секретные ходы в Хогвартсе, впервые появился в третьей книге Гарри Поттер и узник Азкабана . В тот момент я не представляла, какой будет карта, но знала одно – здесь не должно быть банальной пожелтевшей карты с обгоревшими краями, это должно быть нечто многослойное и многосложное.

В карте одновременно должна быть и логика открытия-складывания, и при этом она должна сбивать с толку смотрящего. Чтобы понять ее, человек должен владеть специальным знанием. Она должна показывать каждый раз что-то новое. Складывающийся пергамент – настоящее искусство, и мы вложили в него много труда, использовали идею «невозможных лестниц Эшера». Все было сделано вручную: вырезано, нарисовано, бережно сшито и склеено. Всего лишь чернила, бумага и много труда. По ходу фильмов я, вероятно, сделала более двадцати реквизитных копий карты Мародеров. Иногда мне казалось, что карта чересчур сложна, но ведь речь о знаменитых и любимых во всем мире книгах, нужно было соответствовать.

Грань между реальностью и фантазией, между источником и воссозданным почти стерты. Артефакты кажутся реальными, возможно, даже более чем реальными. Они живы. Опыт, который мы получили, создавая реквизит – неоценим. Хотя многие из созданных нами вещей никогда не появятся на экране, но их видят актеры, и «дух» их незримо влияет на аудиторию. Мои любимые книги как раз те, где реальность и выдумка, обыденность и фантазии, мир магов и магглов постоянно пересекаются, и даже сталкиваются.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ