Читать Пруста — все равно что забираться на гору. Готовьтесь соответственно!

Автор: Кэти Стивенс

Некоторые могут подумать, что читать Пруста — все равно что наблюдать за сохнущей краской, но это это было бы упрощением. Скорее читать Пруста — это как наблюдать Пруста, уставившегося на клочок стены, на котором краска сохнет не так быстро, как в остальных местах, а потом, когда краска все-таки высыхает, и это место уже больше никак не отличить от остальной стены, Пруст рассуждает об этом феномене, и о том, что он чувствовал, глядя на него, потому что это напомнило ему его тетю весной в Комбре, ее лицо полностью в тени, кроме небольшого сияющего пятнышка, куда упал луч солнца, зажегший эту мягкую морщинистую щеку, пока солнце окончательно не зашло или не встало, куда бы оно ни направлялось, и не осветило нежно каждую морщинку или не бросило затем это все мягко в бархатно-синюю ночь, и мягкость согласованности оказалась менее притягательной, чем грубый, но будоражащий луч, и Пруст рассказал бы, что это говорило о нем, и о его матери, и о времени отхода ко сну.

В общем, чтение Пруста требует выносливости и силы духа, времени и сильного характера. На мой взгляд, это того стоит, но это никогда не бывает просто, и не стоит пытаться, не имея плана боя и огромной силы воли. Так же, как при беге марафона или подъеме на вершину устрашающей горы, единственный способ справиться с Прустом — даже с лучшими намерениями и с неограниченным запасом времени — это заставить себя.

Заядлые читатели могут сейчас усмехнуться. Они думают, что обладают такой дисциплиной или что, если они не были рождены с ней, то уж конечно развили ее за годы поглощения книжек, как конфет на Хэллоуин. И многие во взрослом возрасте не теряют свой ненасытный аппетит, им уже не приходится заставлять себя читать «Улисса» , чтобы потом позволить себе взяться за «Гарри Поттера» . Они с восторгом окунаются в «Бесконечную шутку» , или в «Подходящего жениха» , или «Анну Каренину» , и все еще с восторгом читают их спустя много дней. Им не нужна никакая экипировка, чтобы преодолеть их и окончить — никаких книжных клубов, оплачиваемых книжных обзоров, книжных вызовов онлайн для отчета. Они не бросаются к спутниковому телефону, чтобы вызвать вертолет, который вытащил бы их отсюда — эквивалентом этой метафоры является швыряние книги в другой конец комнаты. Они могут завершить это великое путешествие в приемлемое количество времени, а затем они движутся дальше. Для них это не достижение. Они то, чем они занимаются, — просто читают.

Я думала, я тоже такая, способна броситься за чтение без подготовки, насмехаясь над хинином, злаковыми батончиками и компасом, необходимыми неопытным читателям. Если тропинки ясно отмечены, чего бояться споткнуться о камень или потеряться? Затем я встретила Пруста.

Пруст не пишет однодневные прогулки. Он не пишет и те четырехдневные походы, в которые вы можете отправиться в Новой Зеландии, когда на лодке ваши вещи перевозят для вас из отеля в отель, чтобы не загружать вас, пока вы преодолеваете свои 10-12 миль. Пруст — это больше как Аппалачская тропа. Тут нужна стратегия, и если вы не подготовитесь, не распределите путь, не сможете в течение нескольких недель каждое утро вытаскивать себя из палатки, чтобы снова тащить свою изнуренную задницу к следующей остановке, — вы не справитесь.

Никто из моих знакомых не ходил по Аппалачской тропе, но у меня есть подруга, Леа Пассау, пробежавшая марафон «Великая стена» — тоже тот еще монстр. Он включает не только сложные подъемы и спуски огромных секций Великой китайской стены, но именно эта часть стены еще часто покрыта густым, затрудняющим дыхание смогом. «Думаю мне правда нравится это чувство преодоления боли, чтобы идти дальше», — пишет мне вечно странствующая Леа из Бурунди. Но не это помогает ей пережить очередной день гонки. «Это потрясающе, когда на одной неделе 6 миль — это уже больно, а через месяц ты легко проходишь 14 миль. [Но] во время самой гонки для меня все дело в делении на части. Нужно думать о важных вехах. И вдруг: «Удивительно! Меньше десяти миль осталось!»

Другими словами, даже если вы читаете каждый день своей жизни, не имеет значения, был ли у вас опыт давшихся очень легко или очень тяжело книг — левиафаны требуют особого подхода. Целое может выглядеть слишком устрашающе, чтобы взяться за него, но стоит разделить его на части — этот клык, вон тот хвост; когти в один день, рога в другой, — как чудовище становится куда более податливым. Я, может быть, и боюсь монстра, но могу сразиться с этим зубом и с тем когтем. Я разделяю на части. Я могу разработать план чтения.

У меня «По направлению к Свану» , первая книга септологии Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», в переводе Лидии Дэвис, на вполне разумных 400 с чем-то страницах. Разделив их на 20-30-страничные сегменты и давая себе каждый четвертый день отдохнуть, легко прочитать книгу за месяц. В какие-то дни сложно одолеть эти 20 страниц — чем меньше встречается диалога и больше вещающего Пруста, тем сложнее, — но я знаю, что пока не прочитаю их, не пойду спать. У меня сроки. Наложенные мной самой, но если я не вытряхну камешки из ботинок, не проберусь через этих комаров и не достигну следующей вехи, то завтра мне будет вдвойне трудно восполнить сегодняшний пробел. Еще монстр может позвать своих медвежьих друзей, чтобы мучить меня посреди ночи.

План чтения — не единственный способ достичь пика литературного К2. Также как вам не нужно ограничиваться одной метафорой при письме — будь это кровожадные чудовища, поход по Аппалчской тропе или подъем среди пугающего разреженного воздуха — за графиком чтения Пруста едва ли последует график чтения (или даже попытка чтения) «Улисса», или «Моей борьбы», или другого скалистого, угрожающего эпоса. В конце концов, никто не забирается на Аннапурну 1, а затем сразу бросается на Эверест. И план чтения сам по себе не гарантирует, что вы воткнете флажок в холодную ледяную поверхность последней страницы. Самые высокие горы почти невозможно одолеть без команды, подбадривающей вас в базовом лагере или карабкающейся рядом. Важно найти друга, который читал бы вместе с вами или, по крайней мере, появлялся время от времени, чтобы приободрить вас. Я, например, уговорила сестру отправиться со мной, и, даже если она не доберется до конца, если мне придется оставить ее, примерзшей к скале, как язык Флика (мальчик из фильма «Рождественская история» (1983), язык которого прилип к столбу — прим. пер.), именно ее присутствие рядом (или позади) поможет мне идти дальше.

Иногда мне стыдно, что Пруст для меня — не прогулка по парку. Хочется избежать графика в уверенности, что он делает меня меньшим задротом, чем я всегда себя представляла. Если мне приходится выдумывать трюки, чтобы одолеть книгу, если нужно следовать правилам, чем это отличается от занятий на уроках английского? Как это может быть настоящим, увлекательным чтением? Неужели литературный дух во мне погиб? Почему мне просто не признаться, что я недостаточно хороша для Пруста, поблагодарить книгу за то, что стала зеркалом моих интеллектуальных границ, и, по принципу Мари Кондо, положить ее в сумку для пожертвований?

Пока я читала «По направлению к Свану», я прочитала «На липе не растут апельсины» (Lime Tree Can’t Bear Orange) без всякого графика. Читать книгу Аманды Смит было буквально карибским бризом. Но если бы читать ее было адом, я бы без зазрения совести избавилась от нее и уж точно не стала бы составлять план, чтобы с ней справиться. Думаю, это потому, что с большинством книг, даже литературной беллетристикой, легкость чтения и удовольствие от чтения идут рука об руку. Даже длинные фэнтези, по-своему эпосы, со своими картами, генеалогическими деревьями и вымышленными языками, обычно заваливают вас экшеном и напряжением с их фантастическими существами в далеких краях и волнующими приключениями. Для меня, если книгу тяжело читать до такой степени, что сложно следить за действием, то обычно дело не в устрашительности книги, а в ее качестве. Это либо плохая книга, либо книга, предназначенная для другой аудитории, или же и то и другое.

Но Пруст со всей своей интеллектуальной братией существует вне этой дихотомии. Эти упомянутые выше однодневные походы и четырехдневные, на лодках и по непроложенным тропинкам — это здорово, но где же триумф? Только книги, ломающие вас, оставляющие на дне каньона отпиливающим себе руку, чтобы выжить, только они могут обеспечить вам торжество. Ведь оно не в красоте пейзажа по окончании приключения и не в, по крайней мере для меня, малочисленности людей, которым удалось полюбоваться им. Торжество приходит от того, что я доказываю себе, что у меня есть все средства, чтобы вообще добраться туда, и сообразительность, чтобы взять с собой все необходимые инструменты, не съесть ядовитые грибы и не обидеть пещерного тролля, а также чтобы помочь мне пробраться сквозь зыбучие пески, метели и чрева китов. Планирование, смелость и упорство — и осознание, что ты можешь и смог — вот три главных составляющих всех великих приключений и великих спасений от опасностей.

И поэтому я и стараюсь одолеть Пруста — это одновременно способ избежать, а через какое-то время, надеюсь, подготовиться к тому, чтобы вернуться к своему творчеству. Со времени публикации моей первой книги, или даже до этого, я страдала от недостатка дисциплины. Я не иду к поставщику снаряжения и не пополняю рюкзак, не делаю схем и карт, я не могу смотреть на Великую стену и думать об одной башне за раз. Вместо этого я думаю обо всех великих горах, которые могла бы покорить — и заканчиваю любованием на них на Netflix. Я смогла взять себя в руки и писать в прошлый раз, и знаю, что в будущем смогу снова, но прямо сейчас не могу заставить себя написать ничего длиннее этого. Но я могу заставить себя читать Пруста. И когда я добьюсь триумфа в конце этого пути, как золота на конце радуги (ирландская легенда — прим. пер.), я надеюсь обменять его на то, чего по-настоящему хочу — способность создавать свои радуги, свое золото, свою собственную историю.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ