Цитаты из книг — Фернанда Мельчор

...покойники, слыша обращенный к ним голос, который все им объясняет и немного утешает, перестают злобиться на живых.. . Их надо успокоить, втолковать, что никаких причин опасаться нет, что все житейские страдания кончились и что тьма скоро уж рассеется... Идет, идет вода, рассказал Дед мертвецам. Слава богу, идет вода,…

Зачем хрень эту выкопал? – спросил его Мунра и оттого, наверно, что не вполне еще отошел от давешнего сна, вспомнил, как много-много лет назад, когда он был еще маленький и жил с матерью в доме бабушки Мирсеи в Гутьерес де ла Торре, соседка вздумала заменить какие-то трубы у себя в доме, и работяги, копавшие перед входом,…

Разве может донья Тина схоронить свет очей своих на дешевом участке, так ведь? где каждые десять лет одних выкапывают, других кладут, а ей-то почем знать, проживет ли она еще десять лет, и если нет – что тогда станется с бедным прахом Маурилио? И вот, чтоб не свалили его в братскую могилу по вине этих змей подколодных,…

Маурилио же несколько дней пил без просыпу, пока ему не сообщили, что в Вилье какой-то тип справлялся о нем, намереваясь переломать ему все кости за шашни с женой, и тогда Маурилио оторвался наконец от стола и высказался в том смысле, что лучше уж пусть плачут в твоем доме, чем в моем, оставил в надежных руках свою гитару…

И женщины принимались умолять ее, чтоб помогла, наварила для них снадобий, о которых столько толкуют в округе, – того, что накрепко привязывает мужчин и приводит к покорности их всех, и того, что отгоняет мужчин навсегда, и того, что стирает только память о них, и того, что позволяет избыть беду, случившуюся от семени,…

А может, лучше их стоймя ставить? – спросил белобрысый, швырнув окурок в яму. Спросил в шутку, но Дед знал, что проку от такого не будет. Если не уложить покойников ровненько, не устроить их друг на дружку, им и самим будет неудобно, ерзать будут, маяться, и близкие не смогут позабыть их, и они застрянут на этом свете, и…

Об этом и толковали между собой женщины в этом поселке – о том, что нет там ни золота, ни серебра, ни брильянтов, и вообще ничего нет, кроме сгустка острой боли, который все никак не хочет рассасываться.

Он чувствовал, что почки ему уже размололи, кожу на заду рассекли до живого мяса, но, надо признать, по роже не заехали ни разу, даже сгоряча, чтобы утром журналисты могли его сфотографировать и чтоб не пошли толки, будто признание из него выбили.