Цитаты из книг — Гордон Диксон

В воскресный день переход оставался пустынным. Но, присмотревшись, Майлз разглядел вдалеке три фигуры. Ближайшая оказалась высокой, худой, темноволосой девушкой, прижимавшей к своей почти плоской груди стопку книг. За девушкой шел плотный пожилой человек в голубом костюме, наверное, преподаватель, и коренастый парень в…

Непослушными пальцами он, снова протер глаза. Но цвет вокруг не изменился. Он беспомощно огляделся, отыскивая глазами телефонную будку. Может быть, подумал он, глазам не стало хуже, надо немедленно снять с них нагрузку. Он должен позвонить своему врачу… Но поскольку сегодня было воскресенье, книжный магазин, в одном из…

Майлз стоял неподвижно. Ему казалось, что гигантская рука сжала его грудь, не давала вздохнуть. Затаив дыхание, он смотрел на изменившееся Солнце, умытый красным ландшафт, и в нем проснулся давнишний страх. Страх того, что его собственное тело вновь предаст, найдет какой–нибудь способ, во второй раз заключит его в тюрьму…

Неожиданно он вспомнил о своем исхудавшем теле, о своих согбенных плечах, о своей бесполезно висящей руке, скрюченной полиомиелитом уже шесть лет. Он запихнул парализованную руку в левый карман брюк, и «пустой» рукав белой рубашки, развевающийся в свете заходящего солнца теплого весеннего вечера, временно скрыл…

На блестящем от сырости, разрисованном квадрате холста размером три на четыре фута Майлз изобразил совсем не то, что видел, а то, что подсказал ему древний, дикий, животный инстинкт, таящийся в человеке. По мягким, живым, голубым и коричневым краскам картины поперек реки ультрамарина ползла ледяная унылая подчеркнуто…

Чтобы не упасть, он налег на тяжелый ящик и завернутый холст, сильно прижал их, к ограждению. Он ожесточенно потер глаза пальцами здоровой руки и, мучительно щурясь, сквозь слезы и туман посмотрел на окружающий мир.

Сегодня он в который уже раз потерпел поражение, но все–таки не сдался. Черпая силы от созерцания серо–коричневого утеса, начали зажигаться мысли о следующей попытке, когда от прикоснется кистью к холсту. Время для успеха по–прежнему оставалось. В конце концов, если он и потерпел неудачу, то только в своих собственных…

Майлз принялся устало чистить кисти и складывать краски, собираясь домой. На полпути через застекленный переход над рекой он остановился на минуту, чтобы отдохнуть, поставив к ограждению холст и тяжелый ящик с красками. Восстанавливая дыхание, он еще раз внимательно вгляделся в пейзаж, который пытался отразить на холсте.

Врач из университетской больницы предостерегал Майлза, что последний месяц он работает слишком много. Хозяйка и даже Мэри Буртель, которая любила его и понимала лучше других, просили передохнуть. Поэтому, чтобы не потерять чувство меры, в течение последних двух недель он заставлял себя спать по шесть часов, и все же это…

Его живопись, оставаясь такой, как сегодня, обычно привлекала внимание преподавателей в университетской школе искусств. Она также должна позволить ему после окончания школы получить стипендию, которая даст возможность уехать на два года в Европу, где можно жить свободно и заниматься рисованием. Там, освободившись от…

Утес, на вершине которого он когда–то устанавливал мольберт, «развернулся» к Майлзу своим почти вертикальным, неровным, известняковым срезом, изъеденным и потрескавшимся от непогоды, и нависал над узкой полоской земли, обсаженной деревьями.

Он перенес на холст все: высокие серо–коричневые обрывистые берега, покрытые травой лужайки у основания, даже колесный пароход, пришвартовавшийся под мостом, где размещался университетский театр на воде. Он видел и большие, с густой листвой старые вязы, и красно–коричневый кирпич университетского госпиталя студенческого…

Увлеченный живописью, он как бы отбросил на несколько часов и свою болезнь, и упорные искания в искусстве, не прекращавшиеся последние пять лет. Он стоял, опустошенный и измученный, с горьким привкусом неудачи в душе и вглядывался в холст. Освежающий вечерний бриз трепал белую рубашку, прижимая ее к остывающему телу.

— У меня есть выбор? Двое внимательно посмотрели на него. — Разумеется, у вас есть выбор, — уверенно ответил тот, что ниже. От вас будет мало проку, как для вашего мира, так и для нас, если вы сами не захотите помочь нам. Майлз рассмеялся. Безо всякого умысла он засмеялся тяжелым, хриплым смехом. Ему понадобилось…

Такси тут же рвануло вперед и помчалось вниз по улице по направлению к далекому университету. — Мы немедленно отвезем вас в аэропорт, откуда в Вашингтон взлетит военный самолет. Вы — тот человек, которого два пришельца с космического корабля, гости из центра Галактики, выбрали представителем нашей планеты для защиты…

Я помню, что захотел взобраться, и помню, что взбирался очень быстро и легко, а потом уже стоял перед парнем, взявшим мою картину. — Майлз замолчал, но Мэри ничего не сказала. — Ты теперь понимаешь, почему я взбесился прошлой ночью? Я думал, ты поняла, к какой цели, не оставляющей ни сил, ни времени на весь остальной мир,…

Мэри, я взобрался по этой скале и оказался прямо перед тем парнем, взявшим холст. Увидев, что я приближаюсь, он бросил холст в траву красками вниз и убежал. Когда я поднял холст, на нем не осталось ничего, кроме пятен и полосок в тех местах, которыми он коснулся густой травы. — Майлз! — вскрикнула она, сжав пальцы на его…

Подумай! Я взобрался на скалу… пользуясь только одной рукой. Только одной! Все еще не понимая, она продолжала смотреть на него. — Разумеется, — согласилась она. — Да, у тебя только одна рука… внезапно она, сделав быстрый вдох, замолчала. — Да. Поняла? — Майлзу показалось, что в его голосе прозвучали победные нотки. —…

Внезапно я оказался в ней… внутри картины. Я не могу этого описать. Я забыл обо всем окружающем. — Он остановился и глубоко вздохнул. — Я не должен был «отключаться» и привлекать внимание людей. Какие-то ребята, по возрасту мои одногодки, подошли понаблюдать за тем, как я рисую. Наверное, они стали задавать мне вопросы.…