Так повелось, что настороженно отношусь к современным писателям. Старые, маститые классики, своей временнОй отдаленностью от нас, поросшей быльем, как-то все-таки невольно ставятся в иное измерение, с ними проще и легче. С современными сложность состоит в том, что сквозь все дебри приходится пробираться самому - читать, решать, оценивать. Это большая читательская работа, причем работа как бы пустяшная, не приносящая как будто никакой очевидной выгоды себе и пользы обществу. И страшно ухватиться не за то, зря потерять время, еще страшнее ошибиться. Поэтому многие современные имена для меня до сих пор нетронутые. До недавнего времени нетронутым числился и Прилепин, не знала о нем вообще ничего, да и имя-то слышала пару раз, наверное, даже не пытаясь понять, кто, зачем и почему. Дверь приоткрыла Medulla , упомянув, что вроде интересный, задорный, возможно стОящий. Задорных я люблю. Как-то случайно посмотрела кусочек передачи с его участием, и заинтересовалась еще больше. Почти мой ровесник, обаятельный, хорошо говорит, четко и ясно размышляет - таких людей сейчас по телеку не так много, с таким непротивно и пообщаться. В общем, решила почитать. Решила начать с его "Саньки". Книги под рукой нет, раздобыть - долго, но есть целый сайт, там и почитать можно, и даже есть саундтреки к прочтению, да наверное, много еще чего.
Скажу сразу, зацепило на удивление сильно, оторваться невозможно. Причем, что случается со мной крайне редко, взялась читать в процессе чтения другой художественной книги - бессмертной "Анны Карениной". Ну, думаю, одно другому не помешает, - там же - ТОЛСТОЙ, - глыбище, романище, такие разные полюса, что не страшно. Однако, каюсь, читая вперемежку, на сайте "Саньки" оказываюсь чаще, чем в комнатах дома Карениных или на просторах Левинской мысли.
Сочувствовать лимоновцам, как мне кажется, в современной "просвященной" России чуть ли не такой же моветон, как и восхищение властью. Я Лимонова уважаю за то, что он умный и смелый человек, но почему-то мне кажется не совсем честным с его стороны втягивание молодых ребят в такие игры, за которые многие из них жестко поплатились и до сих пор расплачиваются. Хотя, глупо говорить, с другой стороны, и об этом тоже, потому что каждый человек делает свою судьбу сам, даже если и вливается в какое-то общее течение... такой сложный вопрос, что всегда проще отвернуться от него, сделать вид, что не видишь, не знаешь, не слышишь. Особенно для таких слабаков и отщепенцев, которые, не выдержав извечных битв с ветряными мельницами, отвалили с родины.
И вот, следую по пятам за Санькой и его нехитрыми мыслями, пытаюсь его понять. До жути реальные картины, настолько реальные, что кажется, это мои собственные воспоминания, а не книга. Я не ожидала такой силы, такого хорошего, образного языка (не удержусь от кощунства - язык не хуже Толстого). Грустно и больно, и мысль бьется почти в истерике: Ну что же делать? Что делать? Что делать-то? Что? Что? Что? Как? Почему? За что?
Если бы существовала премия за самую питерскую книгу, то "Орфография" точно оказалась бы среди призёров.
В Санкт-Петербург в первый раз я поехала зимой 2002 года. В гости к людям, которых знала только по общению в чате и нескольким телефонным разговорам. У меня-то сомнений не было, что это действительно хорошие люди, которые меня встретят и приветят. Но родители были в тихой панике. Последним моим аргументом стал денежный подарок прабабушки, которого как раз хватало на билет туда-обратно. Я сказала, что если никто меня на вокзале не встретит, так погуляю денек по Питеру и вернусь, а несбывшиеся надежды будут наукой на будущее.
Но меня встретили, хотя именно с Московского вокзала начались дорожные приключения, связанные с Петербургом.
Во-первых, это не меня отыскала троица встречающих, а я их, мирно беседующих за пару-тройку вагонов от моего. Им показалось, что нужный поезд ещё не пришел, вот и не торопились.
В самом городе я потеряла в маршрутке симпатичные перчатки (надеюсь, что их кто-то нашел и они вам приглянулись). Не расстроилась, решив, что это мой подарок городу.
И в этой же поездке я впервые опоздала на поезд, когда должна была уезжать обратно. До сих пор помню спокойную даму из справочной, которая мне сказала: "Девушка, если вы сейчас очень быстро побежите, то ещё успеете помахать ему вслед".
Но бежать я уж не стала, а с небольшой потерей обменяла билет на завтрашний поезд и порадовалась тому, что у меня есть ещё один день с друзьями.
После первой поездки питерские дорожные приключения не закончились. Десять лет назад через Ростов до Санкт-Петербурга ходил только один поезд и в наш город он прибывал в пять утра. Самое время для взвешенных решений и правильных выводов.
Когда папа провожал меня во вторую поездку уже в мае 2003 года, то едва зайдя в здание вокзала, мы услышали, что поезд Санкт-Петербург - Адлер отправляется с третьего пути через пять минут.
Добраться до третьего пути в ростовском вокзале можно только поднявшись по длинной лестнице, пробежав весь второй этаж, навесной переход и спустившись по ещё одной лестнице.
Кодовое название "Санкт-Петербург" заставило папино сознание, пребывающие в недосыпе от поездки в пять утра на вокзал, встряхнуться и подтолкнуть весь к организм к марш-броску на третий путь. Пять минут до отправления! Еле-еле успеваем! Вперед! Через две ступеньки! Быстрее, Катя, опоздаешь!
А Катя бежала вслед и пыталась сообразить, как же так вышло, что поезд, который должен прийти в Ростов только минут через двадцать, ещё столько же стоять, уже отправляется?! Сорок минут разницы - ничего себе!
И уже на втором этаже мое сознание тоже пробудилось и напомнило, что Санкт-Петербург - Адлер это не то же самое, что Адлер - Санкт-Петербург. И если я хочу попасть в прохладный Питер, а не на знойное черноморское побережье (с папиной энергией он бы меня посадил на этот поезд, а там бы уже разбирались), то стоит притормозить. Резко останавливаюсь и через половину зала кричу папе, который меня здорово опередил, что "это поезд в Адлер, в Адлеееееер....", а потом наблюдаю, как он медленно сбрасывает скорость и застывает. Эпическая картина.
А в Питер я в то утро все-таки уехала.
У вас нет никакой причины терпеть боль.
Я могла бы оценить на 10, могла бы на 6, никакой разницы нет... Это не художественная книга и не нонфикшн, это книга о боли.
Кричащей боли матери, подавленных мучениях супруга, непонимании ситуации старшим ребенком, участии родных и равнодушии врачей. Не всех, конечно... И да, это работа. Виноваты все и никто.
Я мама полуторагодовалой дочери. Я не умирала от восторга, когда узнала о беременности. Но я умирала от боли и страха, когда мне сказали, что беременность может быть замершей, и надо повторить узи через неделю. Это была долгая неделя...
Позже меня отправляли в центр патологий, потому что возникло подозрение на патологию плода. Оно оказалось ложным, но лежать на столе, пока меня смотрела врач было невыносимо. Хотя именно та врач была дружелюбной. Такими были отнюдь не все.
Пожалуйста, пусть ему будет хорошо. Пусть ему будет не больно.
У меня был свой профессор Демидов, светило Волгоградской акушерской гинекологии Жаркин, который пришел ко мне в дородовое с кучей студентов, а у меня там своя была песня, почему я была на нервах, так что команда молодежи не доставила мне спокойствия.
Для них беременные не новость, вон их сколько... Мне кажется, многие могут рассказать всяких неприятных историй, случившихся во время беременности, которые как раз отличают беременяшек от всех остальных. Я рада за эти воздушные создания, но у меня из попы совсем не бабочки вылетали на 9 месяце беременности.
Мне кажется, вы ничего не потеряете, если не будет читать эти бытовые ужасы. Но я уверена, что вы приобретете капельку сострадания и любви к людям.
Если вы легли в больницу, чтобы убить неродившееся дитя, то ваш долг – страдать. И физически, и морально. Сдвинутые кровати, посиделки в кафе, психологи, детективы на английском, любые способы хотя бы на короткое время облегчить душевную боль – это все от лукавого, так же как и эпидуральная анестезия. Так думают в России медсестры. Так думают врачи. Так думают чиновники.
Спасибо, Анна, что написала эту книгу. Я искренне надеюсь, что никогда это не переживу, но мир так велик, что кому-то достанется горе, как ты не желай... Пусть эта книга сделает капельку легче людское горе, просто потому что они, мы, не одни.
Кстати, Убежище 3/9 , в котором имеет место быть печальная история, предвосхитившая, очевидно, эту книгу, я читала именно беременная. Сказать, что проняло до слез - ничего не сказать.
В предпоследнем (№46 (324) /21 ноя 2013) номере "Русского репортера" опубликовано небольшое интервью автора романа "Цвингер" Елены Костюкович.
Елена Костюкович 26 лет назад покинула Россию и переехала жить в Италию.
Кроме вопросов о романе, интервьюер спросила и о том, какой увидела Костюкович современную Россию. Ее слова о современном русском языке меня поразили:
... в третьем тысячелетии-то, по идее, свобода вокруг. Почему же по-прежнему бытует презумпция тюремности? Мы употребляли слова «шмон», «шухер», «хипеш» с подчеркнутым отстранением, в шутку, чтобы играть с многоцветной палитрой оттенков, чтобы забавляться языковыми регистрами, несвойственными официальной культуре. Так мы противопоставляли свой идиолект языку газеты «Правда». А теперь какое же противопоставление? Теперь сама власть принимает лагерный язык как норму! Следовательно, способом обособления себя от них должна была бы, по идее, сделаться у интеллигенции в качестве оппозиционного идиолекта чистая, если угодно, аристократичная русская речь.
Этот и несколько других абзацев в том же духе заставили меня задуматься, присмотреться к себе, к своему языку, и понять - что да, и меня не минула зараза сия - загрязнение и оскудение языка. Начиналось все в юности, как некое противопоставление официозу с красных трибун и из чёрно-белых ящиков. Своеобразная игра, смех, кода, если угодно. А сейчас этого налета уголовщины в языке уже просто не замечаю. Точнее – не замечал. До этой статьи. После ее прочтения – принял решение говорить более аккуратно, и, по возможности, более правильно.
Почитайте статью - http://expert.ru/russian_reporter/2013/46/muzyikalnoe-chuvstvo-pamyati/ - она небольшая. И (сейчас я скажу ужасно идеалистическую вещь) – может, мы, с вами вместе, сумеем сделать ЛавЛиб пространством людей, говорящих по-русски правильно и красиво.
Слепой мальчишка полюбил читать.
Он жадно книги впитывал руками.
И долго мог у полок он стоять,
Всё пальцы что-то про войну искали.
Однажды не заметили его,
Закрыли на ночлег в библиотеке.
А для него то было торжество,
Прозренья дух светился через веки.
У меня на груди сопит месячная дочь, а я заливаюсь слезами, дочитывая книгу Анны Старобинец. Потому что у меня есть своя боль и эту книгу я читала, чтобы помнить, какой ценой мне достался ребенок.
С медицинской точки зрения у меня было три беременности, с психологической - четыре. О первой я узнала на Питерском экономическом форуме, во время выступления Путина - за работой в командировке не заметила задержку и вот одной рукой строчу новости в срочную ленту, а в другой тереблю тест с едва заметной второй полоской. Тогда все казалось просто и беззаботно - я много спала, ела фрукты и занималась йогой на природе. Не могло возникнуть даже мысли, что что-то пойдет не так. Но внезапное кровотечение и вот меня увозят на скорой с мигалками, через всю Москву, в центр репродукции и чего-то там при минздраве. Милая армянская тетенька делает узи и говорит - не реви, я услышала сердечко. дают послушать и мне. Тут мир совершенно меняется, ведь если сердечко бьется, плохо быть уже не может. В больнице шикарные условия - свежий ремонт, еду, вполне вкусную, приносят прямо в палату. Постоянных соседок нет, иногда подселяют девушек с пустым взглядом, которых уже через час отпускают домой. Я не могу проникнуться их горем, потому что у меня то все хорошо, я начинаю выбирать на сайтах детских магазинов бодики и читать обзоры про коляски. Вдруг в воскресенье живот начинает болеть сильнее, вызываю медсестру, но она не приходит. Плетусь к ней на пост - сегодня дежурит девушка сама беременная, месяце на пятом. Она треплется по телефону и знаками показывает подождать. Через час она обо мне вспоминает и обещает позвать врача, говорит - поставлю капельницу с глюкозой, станет легче. Приходит врач, щупает живот, назначает какой-то укол. Боль отступает. Я успокоенно глажу живот и улыбаюсь тому, что мы с ним договорились. А утром на УЗИ врач тихим голосом сообщает - выкидыш.
Теперь моя очередь быть девушкой с пустым взглядом, я только плачу и думаю "за что?". Приходит врач и начинает рассказывать, что меня ждет, говорит, что гистология будет готова через месяц, но в ней все равно ничего информативного не будет - срок слишком маленький. На следующий день меня выписывают. И тут я сталкиваюсь с этим - близкие либо молчат и делаю вид, что ничего не произошло, либо говорят "ну так бывает", "молодая, еще родишь". и я сама начинаю верить, что так бывает, что еще рожу, что просто так случилось. дальше мы начинаем просто ждать, когда пройдут необходимые полгода. В феврале на тесте снова две полоски, сдаю в динамике, и уже второй результат с отрицательной динамикой. Беременной я побыла меньше недели. Снова скорая, теперь меня увозят в обычную городскую больницу. С 5 до 8 вечера я просто сижу в приемном отделении и жду, когда со мной сделают хотя бы что-то, но вокруг более важные дела - внематочные, сохранения, а со мной уже все понятно - "неразвив". Мест в отделении нет, меня определяют на кушетку, в палате я седьмая. Утыкаюсь в стену и стараюсь отключить слух. В 11 вечера наконец меня отводят в операционную. В ней два стола, на соседнем еще лежит женщина. Я зажмуриваюсь и думаю, что это все не со мной. Утром соседки по палате все же выводят меня на разговор. Компания - девочка с лопнувшей кистой, двое на сохранении, одну сохраняли две недели, а перед выпиской на узи выяснилось, что беременность замерла примерно пять дней назад, еще у одной подозрение на замершую и одна абортница. Психоклимат в такой компании, мягко говоря, неблагоприятный. Здесь меня настигают все эти страшные слова "чистка", "кюретка". На этот раз я забираю результаты гистологии, которые, впрочем, говорят "следов хориона не обнаружено". Но именно с этой недобеременности в мою жизнь приходят врачи и анализы. Гемостазиолог, эндокринолог. Ферритин, гомоцистеин, уровень цинка и витамина Д. Обнаружены мутации в генах фолатного цикла, а значит, скорее всего, придется колоть уколы в живот. Впрочем, осенью я забеременела теперь уже по-настоящему, но эти уколы не помогли. К этому моменту осталось только тупое бессилие и чувство вины. Я плакала и просила прощения у своего мужчины - "я опять тебя подвела". Я научилась говорить с врачами а одном языке, перечисляя историю болезни - "самоаборт на малом сроке", "неразвивающаяся беременность". Вокруг, как назло, все беременели и рожали, а у меня обнаружилось наличие волчаночного антикоагулянта в крови. Мне, человеку, посмотревшему все сезоны "Доктора Хауса" было очень смешно сдавать анализы на волчанку. Но когда диагноз подтвердился, было совсем не смешно: "ваш организм считает клетки плода вражескими и всячески стремится от них избавиться" сообщила мне врач будничным тоном. Я читала ее назначения и не понимала, в чем отличие от того, что мы делали в прошлый, неудачный раз. "Ну не получится еще, попробуем что-нибудь другое". Я представила, что может снова не получиться и у меня отпадало всякое желание пробовать. Этот страх теперь со мной навсегда.
Все, что связано с проблемами деторождения - у нас запретная тема. Люди очень любят обсуждать свои болезни, но только не такие. Потому что тебя сразу считают дефектной. Боятся, что это может перекинуться на них. Дети - это всегда розовое и голубое, это всегда счастье. Со своими проблемами ты всегда персона нон-грата в этом воздушном мире розовощеких бутузов. Об этом говорят только на форумах, истеричные, отчаявшиеся. Там предлагают запивать таблетки для поддержания беременности святой водой, отпустить ситуацию и все само придет. На самом деле выход только один - бороться, искать своего врача и метод, который поможет именно вам.
В наших жилах кровь, а не водица.
Маяковский.
- Мам, можешь сказать, как твою бабушку и дедушку звали? У нас задание - построить родословное древо.
- Бабушку Мария Степановна, а деда Петр. Не знаю отчества, да теперь и спросить не у кого: все его дети умерли, а из внуков никто не застал - он пропал без вести в первые дни войны.
- Ага, ну спасибо, пока.
- Подожди, это с русской стороны, но я ж тебе еще не сказала о татарской.
- А и правда (чуть обескуражено таким обилием имен, которые надо запомнить и как-то разместить в пространстве этого ее задания)
- Бабушку Асмэ Закарьевна а дедушку Зариф Асхатович, (стыдно, но его отчество сочинила на ходу, при мне никогда не называли полным именем: бабуля звала Зорей, Зоренькой, а мы, внучки, дедулей). Вообще-то бабушка взяла имя Зоя Захаровна и фамилию Кайбышева поменяла на Куйбышева, был такой советский деятель, в его честь Самару на полвека переименовывали.
- Правда? А зачем?
- А вот не знаю толком. С русским именем проще было наверно - титульная нация; да еще с такой громокипящей фамилией.
- Ну спасибо. Пока
- Да подожди, я еще о твоих прапрабабушке и прапрадеде могу сказать.
- Ух ты, интрига закручивается.
- Ее звали Картынай, а его Картатай.
- Как? Картафай? (со сдавленным смешком)
- Кар-та-тай, - отчеканиваю. мгновенно обидевшись за этого, никогда мной не виденного, прадеда.
- Я просто не расслышала (извиняющимся тоном).
- Он не кровный предок нам, женился на молодой красивой вдове Картынайке, когда у нее уже была дочь Асмэ, но человек был замечательный, директор прииска на золотом Алдане и бабуля его любила, как родного отца.
- Ну все, мам, спасибо, пока-пока.
Это о том, что нам некогда и незачем расспросить старших членов семьи о предках, а потом они уходят и то, что могло бы крепко держать тебя - корни истончаются, обламываются. Читаю сейчас "Русскую канарейку" Дины Рубиной и все думаю, как важно быть не пылью на ветру. Когда знаешь, откуда идешь, больше шансов не заплутать.
Узнала я об этой книге из Instagram на странице одного из многочисленных книжных блогеров. И решила сразу же не откладывая в долгий ящик, прочитать ее. И осталась немного разочарованной. Книга показалась мне немного примитивной и простой. Было ощущение какого-то дешевого детективчика. Дочитывала только из любопытства, кто же все таки убил несчастную девушку.
Но единственное, что мне понравилось, так это музыка и группы, которые там упоминались. Года три назад я подсела почти на все группы, упоминавшиеся в книге. Только для меня это не рок-н-рол, а "инди" музыка. И я ее очень люблю. Было приятно читать о группах, и о самом фестивале, выступления с которого я много раз смотрела.
Если есть свободное время, не хочется забивать голову умными книгами, и любишь инди музыку, то можно смело прочитать эту книгу. А в остальном, лучше пройти мимо...
Когда-то давным-давно давно смотрела какое-то интервью с Ксенией Собчак. Речь зашла о литературе и она гордо сказала, что у неё две любимых книги, одна из которых "Даниэль Штайн переводчик" Людмилы Улицкой. Вот тогда я и взяла на заметку этого автора.
Когда в Париже собиралась на саммит нормандская четверка лидеров государств и на их дорогу к Елисейскому дворцу выбежала она, я только начал читал книгу П. Басинского «Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой».
Лиза Дьяконова была совершенно незаурядным человеком, по убежденьям феминистка, уникально образованная для своего времени девушка. У нее были твердые идеалы и вера в необходимость равноправия женщин. При этом она остро чувствовала главную проблему со-временного ей русского феминизма.
Он состоял в том, что феминисток использовали многие либеральные деятели того вре-мени. Они пользовались тем, что русская женщина, в отличии от западноевропейской, добра, жертвенна и сострадательна. Эти ее качества, будто бы, были следствием многовекового угнетенного положения, но это хорошие качества и все возможные социалисты употребляли феминизм в своих целях. И женщина-феминистка XIX века – начала XX века, особенно в России, оставалась объектом мужских интересов. В этом состоял парадокс: женщина-феминистка хотела быть субъектом, но каждый раз поневоле становилась в подчиненное по-ложение.
Лиза поняла это и, будучи феминисткой по духу, не вписалась в «женское движение».
Лизу нашли мертвой в австрийских горах. Нашли голой. Автор в предисловии говорит, что это был ее главный поступок в жизни.
Голой была и феминистка в Париже.
Подоспевший охранник, не раздумывая, уложил ее на землю. Был слышен шлепающий звук удара голого женского тела об асфальт. Он покрывал ее своим телом и прижимал к земле, пока не подоспела помощь. Она продолжала кричать.
Когда голых феминисток XXI века мужчины из службы охраны президентов бережно пеленают в огромные одеяла и потом несут в автобусы или укладывают на зимний париж-ский асфальт, уже не важно, о чем они кричат. Картинки затмевают смысл.
Я не знаю, чего хотят современные феминистки голые или полуголые, но я знаю в чем их парадокс. Допустим, я говорю «допустим», у них есть достойные идеалы и они хотят чего-то добиться своими поступками, донести что-то до людей. Но в том-то и парадокс, что это никому не интересно, потому что уже все сказано…
Не знаю я и о том, сможет ли Павел Басинский убедительно раскрыть свою мысль об обстоятельствах смерти Лизы, как о главном поступке в ее жизни. Я до сих пор не дочитал прекрасную книгу.
Самое интересное впереди.
