Три мушкетера

XIV. О пользе печных труб

Без сомнения, трое друзей наших, ничего не подозревая, движимые единственно рыцарским характером своим, оказали услугу особе, которую кардинал удостаивал особенного покровительства.

Но кто же это был? Этот вопрос задали себе тотчас же мушкетеры; но видя, что догадки их ничего им не объяснят, Портос позвал хозяина и велел подать кости.

Портос и Арамис сели к столу и начали играть. Атос в задумчивости ходил по комнате.

Прохаживаясь и размышляя, Атос проходил мимо полусломанной печки, труба которой проходила в комнату верхнего этажа; и каждый раз, когда он проходил мимо ее, он слышал отрывистые звуки слов, которые, наконец, привлекли его внимание. Атос подошел ближе и расслышал несколько слов, которые, вероятно, очень заинтересовали его, так что он сделал знак остальным товарищам своим, чтобы они замолчали, и приложил ухо к нижнему отверстию трубы.

– Послушайте, миледи, – говорил кардинал, – это важное дело, сядем и поговорим о нем.

– Миледи! – прошептал Атос.

– Слушаю с величайшим вниманием, – отвечал женский голос, заставивший Атоса вздрогнуть.

– Маленькое английское судно, капитан которого мне предан, ожидает вас при устье Шаранты, у Форта де Ла-Поэнт; оно отправится завтра утром.

– В таком случае мне нужно ехать туда сегодня ночью.

– Сейчас же, т. е. как только вы получите мои приказания.

Двое людей, которых вы найдете у ворот, будут служить вам конвоем. Я выйду первый, а через полчаса выйдете и вы.

– Хорошо. Теперь перейдем к поручению, которое вы намерены возложить на меня; и так как я желаю оправдать вашу доверенность, то потрудитесь изложить мне дело ясно и подробно, чтобы я не могла ошибиться.

После этих слов наступило минутное молчание. Кардинал, вероятно, обдумывал выражения, а миледи напрягала все свои способности, чтобы понять и удержать слова его в памяти.

Атос воспользовался этою минутой, чтобы сделать знак своим товарищам запереть дверь изнутри и подойти слушать вместе с ним.

Мушкетеры, любившие комфорт, принесли стулья для себя и для Атоса. Все трое сели, наклонили головы и начали прислушиваться.

– Вы поедете в Лондон, – продолжал кардинал, – увидитесь там с Бокингемом.

– Позвольте заметить вашей эминенции, – сказала миледи, – что после происшествия с бриллиантовыми наконечниками, в котором герцог подозревает меня, он мне не доверяет.

– Но на этот раз, – сказал кардинал, – вы и не нуждаетесь в его доверии; вы явитесь к нему просто для переговоров.

– Просто, – повторила миледи с выражением лукавства.

– Да, просто, – повторил кардинал тем же голосом. – Эти переговоры должны быть ведены открыто.

– Я буквально последую вашим наставлениям и ожидаю их.

– Вы явитесь к Бокингему от моего имени и скажете ему, что мне известны все его приготовления, но что я о них вовсе не беспокоюсь, потому что при первом его движении я погублю королеву.

– Поверит ли он, что вы в состоянии привести в исполнение эти угрозы?

– Да, у меня есть тому доказательства.

– Могу ли я представить ему эти доказательства?

– Без сомнения. Вы скажете ему, что я опубликую донесение Боа-Робера и маркиза де Ботрю о свидании герцога с королевой у жены коннетабля вечером во время маскарада. Чтобы он в этом не сомневался, вы скажете ему, что он был там в костюме Великого Могола, который хотел надеть де Гиз, но герцог купил у него этот костюм за три тысячи пистолей.

– Хорошо.

– Я знаю все подробности о том, как он был ночью во дворце в костюме итальянского предсказателя. Чтобы он не сомневался в верности моих сведений, вы скажете ему, что у него под плащом было белое платье, усеянное черными блестками, мертвыми головами и костями, потому что в случае, если бы его узнали, он должен был превратиться в белую даму, которая, как всем известно, всегда является привидением в Лувре перед каким-нибудь важным событием.

– Все?

– Скажите ему еще, что мне известны все подробности приключения в Амьене, что я велю составить из него маленький интересный роман, с планом сада и портретами главных действующих лиц этой ночной сцены.

– Я скажу ему это.

– Скажите ему еще, что Монтегю в моей власти, что он в Бастилии, что хотя при нем не нашли никакого письма, но что пытка может заставить его сказать все, что он знает и даже… то, чего он не знает.

– Прекрасно.

– Наконец прибавьте, что при отъезде с острова Ре герцог в поспешности забыл в своей квартире известное ему письмо г-жи де Шеврёз, которое очень компрометирует королеву, доказывая, что она не только может любить врагов короля, но даже находиться в заговоре с врагами Франции. Запомните ли вы хорошо все, что я вам сказал?

– Скажите, все ли я помню: бал у жены коннетабля; ночь в Лувре; вечер в Амьене; арест Монтегю; письмо госпожи де-Шеврёз.

– Так, так, – сказал кардинал, – у вас прекрасная намять, миледи.

– Но, – отвечала она на этот лестный комплимент, – если, несмотря на все эти доводы, герцог не сдастся, и будет по-прежнему угрожать Франции?

– Герцог влюблен до безумия, – сказал язвительно Ришелье. – Он, как древний паладин, начал эту войну только для того, чтобы заслужить ласковый взгляд своей возлюбленной. Если он узнает, что эта война стоит чести, а может быть, и свободы даме его мыслей, как он выражается, ручаюсь вам, что он не оставит этого без внимания.

– А если он все-таки, – сказала миледи с настойчивостью, – будет упорствовать?

– Если он будет упорствовать, – сказал кардинал. – Это невероятно.

– Это возможно, – сказала миледи.

– Если он будет упорствовать!.. Я буду надеяться на одно из тех событий, которые изменяют государственный порядок.

– Если бы вы указали мне в истории на какое-нибудь подобное событие, – сказала миледи, – может быть, я разделяла бы вашу уверенность в будущем.

– Вот вам пример, – сказал Ришелье. – Когда в 1610 году блаженной памяти король Генрих IV, побуждаемый почти такими же причинами, как теперь герцог, напал вдруг на Фландрию и Италию, чтобы поразить Австрию с двух сторон, не случилось ли происшествия, которое спасло Австрию? Отчего бы королю Франции не быть также счастливым как был император?

– Вы говорите об ударе ножа на улице Железного ряда?

– Именно, – сказал кардинал.

– Но вы не боитесь, что казнь Равальяка напугает тех, кому пришла бы в голову мысль подражать ему?

– Во все времена и во всех странах, и особенно в тех, где есть религиозные раздоры, найдутся фанатики, готовые сделаться мучениками. Именно теперь пуритане озлоблены против герцога Бокингема и проповедники их называют его антихристом.

– Так что же? – спросила миледи.

– То, – отвечал равнодушно кардинал, – что нужно бы только найти, например, женщину красивую, молодую и ловкую, которая искала бы случая отомстить герцогу за себя. Подобную женщину можно найти: герцог человек светский; и хотя он во многих возбуждал любовь клятвами в вечном постоянстве, но он нажил много врагов своими вечными изменами.

– Без сомнения, – сказала хладнокровно миледи, – подобную женщину можно найти.

– Подобная женщина, вложа в руки какого-нибудь фанатика нож Жака Клемента или Равальяка, спасла бы Францию.

– Да, но она была бы сообщницей убийства.

– А разве кто-нибудь знает союзников Равальяка или Жака Клемента?

– Нет; но может быть это потому, что они стали так высоко, что никто не осмелился подозревать их; не для всякого сожгли бы палату юстиции.

– А вы думаете, что пожар в палате юстиции произошел не случайно? – спросил Ришелье равнодушно.

– Я ничего не думаю, отвечала миледи. – Я привожу только факт. Я говорю только, что если б я была г-жа де Монпансье или королева Мария Медичи, то не принимала бы столько предосторожностей, как теперь, называясь просто леди Клерик.

– Это справедливо, – сказал Ришелье. – Чего же вы желали бы?

– Я желала бы, чтобы вы вперед одобрили все, что я сочту полезным для блага Франции.

– Но прежде надо отыскать женщину, которая искала бы отомстить герцогу.

– Она найдется, – сказала миледи.

– Потом нужно найти фанатика, который бы послужил орудием правосудия Божия.

– Он найдется.

– Тогда можно будет получить одобрение, о котором вы сейчас говорили.

– Вы правы, – сказала миледи, – и я была виновата, когда полагала, что поручение, которым вы меня удостаиваете, не ограничивается тем, что вы мне сказали прежде, то есть объявить герцогу от вашего имени, что вам известны разные переодевания, посредством которых он достиг сближения с королевой, на балу у жены коннетабля; что вы имеете доказательства свидания в Лувре королевы с итальянским предсказателем, который был не кто иной, как герцог Бокингем; что вы приказали написать маленький интересный роман из приключения в Амьене, с планом сада, где оно происходило и портретами действующих лиц; что Монтегю в Бастилии; что пытка может принудить его сказать все, что он помнит и даже то, что он забыл; наконец, что у вас есть письмо госпожи де Шеврёз, найденное в квартире герцога, очень компрометирующее не только ту, которая писала его, но и ту, от чьего имени оно писано. Потом, если, несмотря на все это, он будет упорствовать, то, как мое поручение этим ограничивается, мне остается только молить Бога сделать какое-нибудь чудо для спасения Франции. Это все так, не правда ли? И тогда мне больше ничего не остается делать?

– Это так, – сухо сказал кардинал.

– Теперь, – сказала миледи, как будто не замечая перемены тона кардинала, – так как я уже получила все сведения, касающиеся до ваших врагов, позвольте мне сказать два слова о моих врагах.

– Разве у вас есть враги? – спросил Ришелье.

– Да, враги, против которых вы должны служить мне защитой, потому что я приобрела их на службе вашей.

– Кто же они? – спросил герцог.

– Во-первых, маленькая интриганка Бонасьё.

– Она в Минтской тюрьме.

– Тоесть, она была там, – сказала миледи, – но королева выпросила у короля приказ, по которому ее перевели в монастырь.

– В монастырь? – спросил герцог.

– Да, в монастырь.

– В какой?

– Я не знаю, это скрывают.

– Я узнаю!

– И вы скажете мне, в каком монастыре эта женщина?

– Почему же не сказать? – отвечал кардинал.

– Хорошо; но у меня есть еще враг, гораздо опаснее маленькой Бонасьё.

– Кто?

– Ее любовник.

– Как его зовут?

– О! Вы его знаете, – сказала миледи с гневом. – Это наш злой дух; это тот, который в схватке с вашими гвардейцами доставил победу королевским мушкетерам; тот, который нанес три удара шпагой де Варду, вашему лазутчику, и который был причиной неудачи дела с наконечниками; наконец, это тот, который, узнав, что я похитила у него госпожу Бонасьё, поклялся убить меня.

– А! – сказал кардинал. – Я знаю, о ком вы говорите.

– Я говорю о ненавистном д’Артаньяне.

– Он храбрый служака, – сказал кардинал.

– Потому-то он и опасен, что храбр.

– Нельзя ли достать, – сказал герцог, – доказательства сношений его с Бокингемом?

– Я вам представлю их десять.

– В таком случае это очень просто, представьте мне доказательства, и я посажу его в Бастилию.

– Хорошо, а потом?

– Кто попадет в Бастилию, для того потом не существует, – сказал глухим голосом кардинал. – Ах! – продолжал он, – если бы мне также легко было избавиться от своего врага, как избавить вас от ваших, и если б вы просили меня о милости для подобных людей!..

– Поменяемся, герцог: жизнь за жизнь, человека за человека; отдайте мне этого, я отдам вам другого, – сказала миледи.

– Я не знаю, что вы под этим разумеете, – сказал кардинал, – да и не хочу этого знать; но желаю угодить вам и не вижу никакого препятствия исполнить вашу просьбу в отношении этого слабого существа; тем больше, что д’Артаньян, по словам вашим, безбожник, дуэлист, изменник.

– Бесчестный!

– Дайте же мне бумаги, перо и чернил, – сказал кардинал.

– Извольте.

Наступила минута молчания, доказывавшая, что кардинал обдумывал выражения письма или уже писал его; Атос, не проронивший ни слова из разговора их, взял обоих товарищей за руки и отвел их на другой конец комнаты.

– Что тебе нужно и отчего ты не даешь нам дослушать конца разговора? – спросил Портос.

– Тише, – сказал вполголоса Атос. – Мы слышали все, что нам нужно; впрочем, я не мешаю вам слушать, но я должен уйти.

– Ты уходишь! – сказал Портос, – но если кардинал спросит тебя, что нам отвечать ему?

– Не дожидайтесь, пока он спросит меня; скажите ему сами, что я поехал вперед, потому что некоторые рассказы хозяина заставляют меня подозревать, что дорога небезопасна. Впрочем, я скажу два слова конюху кардинала. Остальное касается только меня, не беспокойся обо мне.

– Будьте осторожны, Атос! – сказал Арамис.

– Не беспокойтесь, – отвечал Атос. – Вы знаете, что я хладнокровен.

Портос и Арамис подошли снова к печной трубе.

Атос вышел, не скрываясь, отвязал свою лошадь, стоявшую у ставней, вместе с лошадьми его товарищей, несколькими словами убедил конюха в необходимости осмотреть дорогу для возвращения, осмотрел кремень пистолета, взял шпагу в руку и поехал по дороге в лагерь.