Галина Юзефович о романе Йона Айвиде Линдквиста «Движение»

Критик: Галина Юзефович
Рецензия на книгу Движение
Оценка: *

Формально новая книга главного в Швеции специалиста по ужасам Йона Айвиде Линдквиста «Движение» — вторая часть трилогии, начатой полтора года назад романом «Химмельстранд». Однако с практической точки зрения это обстоятельство не должно иметь для читателя особого значения: единственное, что объединяет обе части, так это образ параллельного мира — бескрайнего зеленого луга, где всегда светло, но солнца нет, и где реализуются самые потаенные, самые жуткие фантазии. В остальном же «Движение» и «Химмельстранд» не связаны ни сюжетно, ни концептуально, ни даже жанрово: если первая часть трилогии представляет собой классическую экзистенциальную драму в тонкой оболочке хоррора, то «Движение» — драма в первую очередь социальная и даже политическая.

Осенью 1985 года, за полгода до потрясшего всю Швецию убийства премьер-министра Улофа Пальме главный герой и полный двойник автора, юноша по имени Йон Айвиде Линдквист приезжает из дальнего пригорода в Стокгольм. Йон планирует стать фокусником (сам автор, кстати, начинал свою артистическую карьеру в качестве клоуна), снимает неуютную каморку в двух шагах от кинотеатра, где совсем скоро будет застрелен Пальме, отрабатывает трюки и ищет площадку для выступлений.

Дела идут не слишком хорошо, и чтобы скоротать время долгими одинокими ночами, Йон пытается облечь в слова и записать в блокнот жутковатую и необъяснимую историю, произошедшую с ним в детстве. В возрасте двенадцати лет он, вечный объект школьной травли и измывательств, встречает в лесу мальчика лет пяти, которому очевидно в жизни повезло еще меньше, чем ему самому. Мальчик — жертва чудовищного семейного насилия, но (и это куда важнее) ценой собственной боли, крови и страха он умеет отворять дверь в какое-то иное место, куда Йон страстно мечтает попасть и где можно хотя бы на время укрыться от всех невзгод зримого мира.

Повзрослевший Йон пишет текст, которому, как замечает рассказчик, суждено стать его первым произведением в жанре хоррор, и понемногу замечает, что реальность детского воспоминания самым буквальным — или, вернее сказать, материальным — образом просачивается в его собственную жизнь и жизнь его соседей. В душевой, расположенной за общей для всего двора прачечной, поселяется нечто одновременно живое и мертвое, требующее человеческой крови и взамен дарующее шанс встретиться с истинной, неискаженной версией самого себя и взглянуть в глаза самым диким и гибельным своим желаниям. И желания эти, главным из которых оказывается тяга к подлинному, неиллюзорному единению одиноких разобщенных и несчастливых людей, становятся тайной причиной гибели Пальме — лидера, поманившего своих сограждан призраком единства, но так и не сумевшего сдержать данное обещание.

Привычно (и, в общем, небезосновательно) проводя Йона Айвиде Линдквиста по ведомству ужасов, мы раз за разом совершаем одну и ту же системную ошибку. В известном разговоре Кадзуо Исигуро и Нила Геймана об особенностях жанровой литературы, нобелевский лауреат проводит четкую границу между тем, что он называет «романом с участием драконов», и «романом о драконах». Иными словами, Исигуро призывает видеть разницу между книгами, использующими те или иные жанровые приемы для достижения глобальных и амбициозных художественных целей, и честными, бесхитростными образчиками жанра.

Проблема, однако же, состоит в том, что по большому счету мы научились признавать подобное различие лишь в случае с детективами — несмотря на формальное следование канону, никто сегодня не попытается всерьез загнать в жанровое гетто ни Донну Тартт с ее «Тайной историей», ни нашу Яну Вагнер с романом «Кто не спрятался». Всем видам фантастики, и в особенности хоррору, в этом смысле приходится куда тяжелее: за жанровой формой мы зачастую оказываемся неспособны разглядеть содержание.

И Йон Айвиде Линдквист, один из самых многогранных и необычных прозаиков сегодняшней Европы, может служить образцовым примером такого рода ложной атрибуции. Высококачественный леденящий ужас, который он исправно производит (вполне вероятно, во время чтения «Движения» вам будет сложновато мыться в душе), для него, тем не менее, никогда не является самоцелью. Дестабилизировав, напугав и дезориентировав своего читателя, он пользуется его беззащитностью для того, чтобы поговорить с ним о вещах по-настоящему важных, серьезных и глобальных — о принятии себя (как в «Химмельстранде»), о расплате за старые грехи (как в романе «Звездочка»), о любви и утрате (как в «Блаженны мертвые») или, как в случае с «Движением», о сладостном национальном единении как о великом и опасном социальном мираже.

* Оценка указана редакцией Livelib