«Тимофей: блокнот/Ирка: скетчбук». Нина Дашевская о неуловимых связях незнакомых людей

картинка samokatbook
Нину Дашевскую читатель, как правило, знает и любит по знаменитой «Я не тормоз». Хотя до и после было много прекрасных книг. Среди повестей и рассказов — театрально-музыкальная сказка про мышонка «Тео, театральный капитан» . В двух повестях «День числа Пи» речь, кажется, о чем-то сложном — о математике и музыке, о необычной способности воспринимать информацию, а на самом деле — о дружбе, желании друг друга понять, о том, что мы со своей непохожестью друг другу очень нужны. А вот в новой книге — «Тимофей: блокнот. Ирка: скетчбук» Нина Дашевская — (у нее две обложки) — совершенно разные повести, не связанные друг с другом. Вернее, они связаны чем-то неуловимым. Внимательный читатель увидит, что на обложке про Ирку — события из жизни Тимофея. И наоборот.

картинка samokatbook

C Ниной Дашевской для «Лабиринта » побеседовала журналист, обозреватель детской литературы и писатель Елена Соковенина.

Нина Дашевская Я с самого начала знала, что это будет одна книжка. И очень здорово, что получилось книжка-перевертыш.

картинка samokatbook

картинка samokatbook

Елена Соковенина Слушай, это книга про и для братьев и сестер, так?
НД Для Тимофея брат и сестра — часть жизни. А для Ирки брат — еще и главная ее часть, именно сейчас. Но я не думаю, конечно, что это книга именно об этом — о братьях и сестрах. И, конечно, никто не говорит о том, что если ты один у мамы с папой — эта книга не для тебя, иди дальше. Что-то другое может совпасть с героем. А может и ничего не совпасть, это необязательно.
ЕС Книга вообще бывает кого-то определенного? Ну то есть, бывают книги «для малышей», «для девочек», «для подростков». Но, допустим, я не вхожу в обозначенную адресацию. Нельзя теперь?
НД Тут ты сама и отвечаешь, доведя до абсурда. «Отойди от этой книги, если у тебя нет брата» — понятно же, что так не может быть.
ЕС Ну, а почему я — до абсурда, а «ответственный родитель» с его традиционными «а на какой возраст?», «для мальчиков?» «для девочек?» «для кого» — не до абсурда, что ли?
НД Просто читатель из многодетной семьи прочтет скажет: а, у меня тоже так! Или — ну нет, у меня с моими совсем не так. Или — да что они знают о многодетных семьях, всего-то три ребенка! А тот, кто в семье один, подумает — да, у меня есть двоюродные, с ними так же! Или — у меня ничего такого нет, поэтому интересно. Мы же с удовольствием читаем про совсем-совсем другую жизнь, гораздо более далекую от нас.
Конечно, в адресации иногда есть смысл. Чтобы примерно сориентировать читателя, что ему может быть близко. Но это совет, а не инструкция к действию. Ведь вполне может получится, что мальчику-пятикласснику из маленького приморского города (у него голубые глаза, собака и пятерка по математике) нравится та же книжка, что и девочке-восьмикласснице из крупного индустриального города (глаза зеленые, морская свинка и биология). А другому такому же голубоглазому пятикласснику нравятся совсем другие книги. Понятно, что книги адресуют не по таким уж формальным признакам. Все же возраст имеет значение. Но все-таки в этом 12+ есть что-то от призыва: «есть морская свинка? Значит, это книга для тебя!».
Да, свинка в моей книге не то чтобы присутствует, но рядом пробегает, по касательной. Это чтобы не вводить никого в заблуждение.
Хотя мне, кажется, уже удалось всех запутать. Поэтому скажу честно: я не знаю, о чем эта книга. Просто есть Тимофей, он пишет. И Ирка, она рисует. И ничего там особенного не происходит. Просто мне захотелось написать на этот раз о людях, которые ощущают себя вполне обычными.
ЕС Как ты сама выбираешь книги? Что нужно, чтобы книга привлекла твое внимание? Чтобы ты просто взяла ее полистать.
НД Конечно, моя ситуация не совсем рядовая — чаще всего я что-то знаю о книге, потому что мои друзья и знакомые часто о книгах говорят. Понятно, что есть знаки прямого действия — скажем, фамилия важного для меня автора. Или значок самокатовской серии «Встречное движение», например (я прямо очень радуюсь, что мои книги в этой серии оказались, я ее читаю всю).
А так — открываешь страницу, смотришь, как написано. И тут либо да, либо нет. Вот так было с «Правилом 69 для толстой чайки» — сразу да. Но, конечно, существует совершенно необъяснимая магия названия. Скажем, «Вратарь и море». И у меня нет шансов пройти мимо, даже не глядя на фамилию автора. А вот «Свора девчонок» — наоборот, почему-то я долго не хотела читать. Думала, там будут всякие неприятные вещи про женский коллектив, со скидкой на возраст (и ошиблась; очень мне нравится эта книга. Но кругами вокруг нее ходила долго).
И, конечно, обложка. Но тут никак не объяснишь. Там все работает — сочетание цветов, шрифт, буквы. И я не понимаю, как это делается. Ну, если бы понимать алгоритм, так все бы делали) Это искусство, оно не поддается анализу. (Или поддается, но мне не хватает умения анализировать, да и не хочется).
Кажется, с вот этой «магией названия» мне удалось попасть с «Днем числа Пи». А вот тут, как ты знаешь, мы вертели по разному, но так ничего и не придумали. А я почти всегда называю файлы по именам героев, пока не знаю названия. И тут почти так и осталось: Тимофей и Ирка; только мы им добавили Скетчбук и Блокнот. Чтобы было видно, что молодые люди при деле).

ЕС А чтобы книга именно понравилась тебе, какой она должна быть? Я имею в виду, эту свою вещь ты писала для себя?
НД Я поначалу говорила, что пишу для себя. Это было ровно до первой встречи с читателями. И когда смотришь людям в глаза — сразу кажется, что это какое-то свинство, писать только для себя, а вы уж там как хотите. Но и я прекрасно понимаю, что прямо вот всем-всем, широкой аудитории, мои книги не могут нравится (и всегда удивляюсь, как много оказывается вот этих читателей, которые «свои», которым — да). Ну, я не могу сказать, что пишу для кого-то. Просто пишу. Скорее, для героя пишу — а то ведь про него никто не узнает.
А если говорить про «Тимофея-Ирку», сначала у меня было три повести, я так и называла будущую книгу «три повести». Но после первого же прочтения редактор, Мария Порядина, сказала мне, что у нее «много вопросов» по поводу одной из повестей. Даже позвонила. И я сразу поняла, что у меня тоже много вопросов (кстати, совсем других). И как-то легко-легко вот эту третью повесть отпустила, даже с радостью. Прорастет еще где-нибудь. Потому что это значит, что вот эти две повести, которые остались, все-таки не зря.
Ну и видишь, как хорошо вышло. А то как бы мы делали книжку на три стороны?
ЕС Ты больше Тимофей или больше Ирка?
НД Только собралась опять уходить от ответа: конечно, они оба — немного я… Но ответ есть. Все-таки Тимофей. Вот, кстати, ты не спросила — как это меня, наконец, угораздило написать от лица девочки? А вот именно так: Ирка на меня не очень похожа. Я, скажем, никогда не умела рисовать. Но вообще это и для меня загадка — как так получилось, что это и правда первая моя повесть от лица девочки. Видимо, неважно, кто мальчик, кто девочка. Как-то у Марии Парр спросили — почему Трилле ведет себя, как девочка, а Лена как мальчик? И она ответила — Трилле ведет себя как Трилле, и Лена, соответственно, тоже, как Лена. Мои герои тоже просто люди, Тимофей и Ирка.
И да, Тимофей во многом на меня похож. Но, скажем, и Игнат Волков из другой книжки похож, а они с Тимофеем прямо совсем (я надеюсь) разные. И знак равенства между мной и героем, конечно, ставить никогда нельзя. Я, например, никогда не была старшим братом.
ЕС А вот чувство одиночества, которое так пронзительно в этой книге. Ведь если посмотреть со стороны, выходит, что оба героя живут прекрасной, счастливой, интересной жизнью, где есть место и смешному, и драматическому, и в этом одиночестве — такое ощущение прелести жизни… Но вот я взрослый, я вижу это потому, что мне есть, с чем сравнить. В 10, 12, 14, наверное, восприятие другое, как ты думаешь? Или оно у всех одинаковое?
НД Да у всех разное. Но мне кажется это и правда важной темой. Многим людям очень нужно иногда побыть в одиночестве. Особенно тем, кто что-то такое делает: пишет тексты или музыку, рисует. Да и многие другие вещи, требующие внутренней сосредоточенности. При этом, конечно, многие подростки, которые и правда никогда и нигде не могут остаться одни, все же остро переживают свое одиночество — потому что вдруг становится понятно, что полностью, до конца никто тебя не поймет. Да это и не нужно. Но тут еще срабатывает вот эта жажда «книжной дружбы» — особенно у читающих мальчиков и девочек. Они знают, как это бывает, каким настоящий друг на всю жизнь должен быть. А в жизни такая дружба встречается очень редко. И вот человек, у которого хорошие отношения и в семье, и в классе, человек с таким вполне себе «счастливым детством» — вдруг начинает переживать свое одиночество. Переживать не в том смысле, что страдать. А осмысливать.
ЕС Давай про историю создания?
НД Да, про историю создания. Тимофей в этом смысле — почти рекурсия.
То есть Тимофей пишет свой текст ровно так же, как я пишу его.
ЕС Вот так вот, да? Непонятные слова?
НД Сейчас объясню. Дело в том, что мы очень боимся скуки, пустого времени, которое ничем не занято, и стараемся его заполнить. При этом все хотели бы, чтобы у них откуда ни возьмись появилось бы это пустое время; но оно сразу опять заполняется.
И вот Тимофей оказался совершенно один в пустой комнате, в гостинице. То же самое было и со мной; конечно, ничего удивительного в гостиничном номере для меня нет. Но у меня тогда сломался и телефон, и планшет. А за окном был холодный Красноярск и ночь, то есть не выйдешь. И ни одной книжки. Вот — пустая комната, и больше ничего. Конечно, сначала ты спишь. А потом что? А потом — пиши, раз писатель. А писать нечего! Ну вот эта совершено пустая голова, в которой совершенно ничего нет. Потому что на самом деле никакой ты не писатель.
В общем, как я обычно говорю, если место заполнено — туда ничего не приходит. А на пустое приходит; и пришел как раз Тимофей.
Который тоже вот так, помучившись своей несостоятельностью, к утру начинает писать историю про Человека на краю земли.
С Иркой же было совсем не так.
ЕС Ну?
НД Ой… я вообще не помню. Не помню, с чего началось, как все это было. Просто откуда-то у меня есть эта повесть. Единственное, что помню — я все время сомневалась, стоит ли ее писать. Как и сама Ирка сомневается, нужно ли кому-то ее рисование. Так что вот это сомнение — нужно ли кому-то, что ты делаешь. Но все-таки делаешь. Это вот как раз тоже важная тема этих двух историй.