5

Никогда, ни за что на свете, ни при каких обстоятельствах родители не должны переживать своих детей. Но такое случается, как это ни горько. И чаще всего - в войну, когда тощие, еще по мальчишески угловатые, " с бритыми навечно головами", ребята уходят, ничего еще не успев в жизни сделать, повидать, оставить после себя. Успев только пообещать на прощание: "Мама, я вернусь". Уходят и не сдерживают это своё последнее, сказанное матери слово.

Так ушел в октябре сорок первого года Игорек. Но кроме этого последнего обещание, он оставил матери письмо, единственное, пришедшее от него с фронта. Вернее писем было два: одно от Игоря и одно от его сержанта - письмо со страшным словом "был", применительно к сыну Анны Федотовны. А следом пришла и еще более страшная в своей казенной неотвратимости похоронка. И с ней пришел конец нормальной, полноценной жизни. Осталось существование, которое, как аппаратом ИВЛ, поддерживалось двумя тоненькими ниточками-голосами, двумя письмами, которые женщина перечитывала каждый день. Ходила на работу, помогала овдовевшим соседкам растить детей, прижилась как родная бабушка в молодой семье вернувшегося с войны соседа - ровесника её Игоря. Нянчилась с появлявшимися малышами, готовила еду, вроде бы жила - но каждый вечер возвращалась к письмам-голосам.

И прожила хорошую жизнь. И не осталась одна - а в любящей внимательной семье. И встретила бы сорокалетие победы, если бы голоса не замолчали. Если бы кому-то не понадобилось превратить её навеки застывшего в юности Игорька в экспонат музея, посвященного Великой Победе.
Васильев снова рвет душу.