5 К размышлению о прожитом времени

Понятно почему книга была "отложена на полку" на длительное время. Смотреть в глаза совести и признавать исторические ошибки идеологический режим не умел. Режим не приветствовал прозу, которая описывает человеческое горе, нужду, нищету, народное отчаяние. Минор неактуален, он настраивает советского человека на ненужное размышление. Куда удобнее воспевать дутые достижения, с/х богатство, технологический прогресс для поднятия духа - мажорность котировалась вопреки качеству.
Автор критически оценивает дилетантство в литературной редактуре, безграмотные и бессмысленные тексты-однодневки, служащие заданному режимом курсу, но вызывающие обоснованное недоверие профессионалов своего дела, которые покорно служат искусству слова и художественности в первую очередь. Обличаются "глухие" редакторы-механизаторы, лишенные литературного чутья правщики-упростители, а также маниакальная подозрительность советских редакторов в "охоте на ведьм".
Эта книга, хоть местами и напрягает революционерским запалом советского времени и уже не актуальной по тематике литературой, не только посвящает в тонкости работы хорошего редактора, но также полезна пишущим авторам и всем тем, кто связан с литературным делом.
Нельзя обвинить автора в диссидентстве, потому что Чуковская не против зависимости от режима, как такового, и не против повсеместного создания литературным сюжетом исключительно отрицательного образа помещика-кулака, будто иного не дано, но она против затасканных штампов, ходульности и замалчивания фактов. Литература должна быть правдоподобна, события пережиты автором, прочувствованы и осмыслены - в том ее бесценное воздействие на читателя.
Автор оказалась в опале потому, что в ходе пересказа своего редакторского опыта невольно обнажила уродство беспощадного режима, зомбировавшего человека идеологической ложью, что сопоставимо по своей силе лишь с американской политической идеологией "Мы избраны Богом, поэтому мы правы во всем, что бы мы ни сделали". С одной очень значительной разницей: американцы ценят и отдают должное достижениям и инновациям своих граждан, а не растаптывают за это.
Трагичный пример маршаковской редакции приводит к печальным выводам. Люди работали круглосуточно: не руками, что, возможно, проще, а мозгами, создавая искусство и качественные тексты, равных им нет и уже не будет. Редакторы и литераторы того времени были настоящими фанатами, дышавшие своим делом, посвящавшие ему жизнь и не жалевшие здоровья во имя новаторского пыла. Этих достижений режим не оценил - большинство были механически отправлены под конвейер репрессий. Распяли все доброе и светлое, как у нас это любят. Спустя столько лет читателю остается лишь задаваться вопросом: а есть ли вообще смысл стараться сделать благо для этой страны, где молох варварского разрушения всегда превосходил и будет превосходить тонкую нить искусства созидания?