5

1822 год. В Греции резня. В Латинской Америке война за независимость. В России моего предполагаемого пращура, 19-ти лет от роду, продают за барские долги. В Италии некий драматург заканчивает свой единственный роман: роман о бедных.
"Обручённые" - это итальянская бессмертная классика, проходимая в школах с должным количеством ворчания, дежурно превозносимая теми, кто её не читал, и обруганная теми, кому нечем боле выделиться. Фабула кое-кому напомнит о Карамзине: пасторальная деревня, где юноша и девушка готовятся к свадьбе. На ту беду, сиятельный дон Родриго поспорил с собутыльником, что эта хорошенькая скромная крестьяночка будет принадлежать ему. Угрожая приходскому священнику, Родриго оттягивает венчание...
Священник этот, дон Аббондио, и его неразлучная Перпетуя - первая удача Мандзони. Их взаимные перекоры, боязливость, мелкое вредительство и непререкаемый реализм как бы настраивают на то, что будет дальше. А дальше будет мать невесты - хлопотливая клуша Аньезе, кривой адвокат Крючкотвор, многочисленные прихлебатели дона Родриго и сам он, форменный синьор Помидор с замашками трагического тенора. И конечно, сами Обручённые - кроткая и рассудительная Лючия (помните, где чёрт не поможет, там бабу пошлёт) и славный малый Ренцо, которого ожидают удивительные приключения во время голода, беспорядков и пандемии...
Попадались у Мандзони и вовсе не правдоподобные характеры. Не правдоподобные, зато правдивые. Ах, уж слишком свят этот отец Христофор, борец с заразой и помощник влюблённых! Ничего не слишком; его прототип уже давно причислен к лику блаженных. Ах, уж чересчур готична аббатиса Гертруда, принявшая постриг против воли! Однако она со всеми своими любовниками и преступлениями существовала в действительности. А уж духовное преображение грабителя Безымянного - невозможно! Но между тем в годы ломбардской чумы санитарную службу Милана возглавлял бывший атаман разбойников...
Языковых находок тоже множество. Чего стоит описание массового психоза - дескать, чуму разносят мазуны - похожей на дело врачей. Или глумливо постмодернистское вступление витиеватым слогом XVII столетия:
И принимая во внимание, что эти наши страны находятся под владычеством Синьора нашего, Короля Католического, который есть Солнце, никогда не заходящее, а над ним отражённым Светом, подобно Луне, никогда не убывающей, сияет Герой благородного Семени, временно правящий вместо него, равно как Блистательнейшие Сенаторы, неизменные Светила, — и прочие Уважаемые Магистраты...
- и с воплем: "Ой, занудили!" Мандзони якобы перерабатывает якобы хронику якобы истинного происшествия на язык столетия XIX. Несомненно, среди читателей найдутся те, кто потребует перевода и на язык XXI века: роман величественно медлителен. Герой современного чтива успеет умереть, воскреснуть и снова умереть за то время, за какое Ренцо еле-еле протрезвел. Дело не столько в сюжетных длиннотах, - "Обручённые" нигде не провисают, не вянут - сколько в убеждении, что действие - не главное в исторической литературе. А что главное?
История может, поистине, быть определена, как славная война со Временем, ибо, отбирая у него из рук годы, взятые им в плен и даже успевшие стать трупами, она возвращает их к жизни, делает им смотр и заново строит к бою...
Вот это чувство воскресения... Раз не осталось живых, значит, мертвые, встать... Я бесконечно рада знакомству с "Обручёнными" и знаю наверняка, что вернусь к ним.