5 «Гражданин Подсекальников, жизнь прекрасна»

Давно я так не смеялась, читая пьесу! Невероятно смешная и при этом очень острая пьеса. Образец того, как важное может осмысляться в категориях комического. Да, ситуация показана абсурдная (перебранка вокруг ливерной колбасы неожиданно перерастает в действо едва ли не социально-политического характера, не больше не меньше). Да, герои малосимпатичны, особенно «провожающие в последний путь». Да, обстановка в стране в это время вообще малоподходящая для какого-либо комикования. Но ведь как смешно всё изображено! И вспоминается уже заезженная фраза непопулярного нынче К. Маркса: «Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым». Очень хочется надеяться, что таки расстаётся…

Бесспорно, Н. Эрдман обладал незаурядным комедийным талантом. Он настоящий наследник Н. В. Гоголя и русской комедийной традиции, в которой комедия, по словам Пушкина, «не основана единственно на смехе» и «нередко близко подходит к трагедии». И действительно, у Эрдмана основная фабула базируется на категориях жизни и смерти (что всегда было прерогативой трагедии), вокруг них разворачиваются все сюжетные перипетии. Вот, например, образчик диалога жены и тёщи героя:

Мария Лукьяновна. Неужели мы, мама, опять заживем.
Серафима Ильинична. Заживем, обязательно заживем. (Поет.)
Заутра глас раздастся мой,
На славу и на смерть зовущий.

Слова песни горько-комично контрастируют с оптимизмом реплик.

К жизни суд никого присудить не может. К смерти может, а к жизни нет

– и возникает еще один традиционный мотив русской комедии: суда как высшей инстанции (= трагедийной надличностной силы) для частного человека.

В пьесе много грустного. Это и искусство, ставшее коммерцией, и судьба интеллигенции в условиях тоталитаризма, и отсутствие подлинной веры, и цинизм господствующей идеологии.

Александр Петрович. Хороша та идея, которая кормит, Аристарх Доминикович.
Аристарх Доминикович. Кормит только господствующая идея. Дайте сделаться нашей идее господствующей, и она вас прокормит.

Пошлый обыватель Семен Семенович, мечтающий получить лишь «тихую жизнь и приличное жалованье», в какой-то момент поднимается до уровня… трагического героя! Это когда он вдруг осознаёт, что люди, подобные ему, – лишь винтики в государстве и ему нет до них никакого дела.

Международное положение… Какие это, в сущности, пустяки по сравнению с положением одного человека.

Что такое общественность – фабрика лозунгов. Я же вам не о фабрике здесь говорю, я же вам о живом человеке рассказываю. Что же вы мне толкуете: «общее», «личное». Вы думаете, когда человеку говорят: «Война. Война объявлена», вы думаете… человек спрашивает – с кем война, почему война, за какие идеалы война? Нет, человек спрашивает: «Какой год призывают?» И он прав, этот человек. … А есть на свете всего лишь один человек, который живет и боится смерти больше всего на свете.

У героя прямо своеобразный рост самосознания наблюдается. И он не согласен мириться с существующим положением вещей и даже обретает некоторые черты характерного для русской комедии «героя-идеолога».

Обожаю в комедиях игру слов, каламбуры, создающие яркие комические ситуации. А здесь вся пьеса на них построена.

Маргарита Ивановна. Кто ж, простите, в уборной стреляется?
Мария Лукьяновна. А куда ж безработному больше пойти?

Это ж прямо-таки отсылка к Достоевскому в комическом контексте! Помните? Мармеладов говорит Раскольникову о нищете, «когда некуда больше идти». Здесь вообще масса интертекстуальных включений. И подпись «Тридцать пять тысяч курьеров» – цитата из «Ревизора». И гоголевская Птица-тройка фигурирует. И по Есенину прошелся драматург. И по пьесе Горького «На дне».

Н. Эрдман стал для меня настоящим открытием. Надо бы посмотреть экранизацию «Самоубийцы» и прочитать еще «Мандат».