Больше рецензий

18 декабря 2019 г. 20:23

751

4 Мир без нежности

Книга «Сестромам. О тех, кто будет маяться», как объясняла в одном из интервью сама Евгения Некрасова, включает всё, что было написано/опубликовано помимо «Калечины-Малечины», поэтому рассказы здесь разные: есть и традиционные (конечно, в своем роде традиционные) психологические рассказы типа «Лакомки», и экспериментально-авангардные как «Начало», «Присуха», и абсурдно-сатирические вроде «Несчастливой Москвы». Тем не менее, голос автора настолько самобытен, что позволяет различить основную тему рассказов – все они, так или иначе, касаются социальных проблем.

Вслед за А. Звягинцевым («Нелюбовь», «Елена») Евгения Некрасова пристально рассматривает современную российскую семью, которая давно превратилась в симулякр – форму без содержания. Люди в семье бессмысленно исполняют свои социальные роли, но, по сути, ничем друг с другом не связаны: нет между ними ни теплоты, ни взаимопонимания, ни общих воспоминаний и надежд. Когда это просто пустая клетка, в которой заключены персонажи «Потаповых» или «Молодильных яблок», можно воспринимать это как диагноз. Но Е. Некрасова идет дальше: один из лучших рассказов сборника «Лакшми» посвящен теме домашнего насилия: муж не просто избивает ежедневно жену, но еще и уверен, что в результате его действий укрепляется благосостояние городка, в котором он живет. Так умно, метафорично соединяет автор два главных образа российской действительности – пустоту и насилие – обнаруживая между ними глубокую взаимосвязь. Если и есть выход из этого социального ада, то он, по мнению Е. Некрасовой, может быть только в телесном, физиологическом. У героини «Лакшми» отрастают дополнительные руки, чтобы сражаться с мужем. В рассказах «Начало» и «Присуха» от повседневной пустоты спасает чувственная любовь. В короткой антиутопии «Несчастливая Москва» обрушившиеся на жителей столицы преимущественно физиологические напасти тоже имеют в своем роде освободительное, очистительное значение: внезапно вылезшие внутренности и пропажа одной из парных частей тела, непреодолимое сексуальное возбуждение, исчезновение детей и языковые странности – это все заставляет людей иначе, острее почувствовать себя, свое тело, оценить родственные связи и понять значимость родного языка.

Человек, захотевший свободы, вышедший за пределы замкнутого семейно-общественного нормированного пространства, - вот, пожалуй, кто интересен Е. Некрасовой. Таковы героини рассказов «Поля», «Маковые братья», «Пиратка» (здесь героиня кошка). Самые неординарный взгляд представлен в рассказе «Сестромам»: героиня со смертью сестры, воспитавшей ее, обретает абсолютную психологическую свободу от чувства вины и мук совести, становится чем-то вроде сверхчеловека Ницше, разрешает себе совершать любые поступки – от пакостей до подвигов (рефреном звучит мотив «Шагнувших не волнует»). Однако заканчиваются ее похождения комично: в момент очередного «проступка» ей просто не достает физической силы, чтобы справиться с хамоватой теткой. И вновь получается, что телесное побеждает – на этот раз не только социальное, но и психологическое.

Е. Некрасова отнюдь не идеализирует физиологическое, чаще всего оно описывается крайне натуралистично – как уродливая и дикая стихия, иногда она спасает, иногда губит, но все-таки эта естественная среда одна, кажется, способна противостоять социальным и психологическим иллюзиям, под прессом которых находится человек. Другой силы автор пока не видит и это, при всех достоинствах прозы Е. Некрасовой, значительно упрощает смысловое содержание рассказов. В семейных картинах особенно чувствуется недостаток оттенков, противоречий и сложности в отношениях между родственниками. Например, в рассказе «Молодильные яблоки» замечательная идея: 85-летней бабушке по ошибке в паспорте указали год рождения 1985, что становится причиной ее резкого омоложения (нельзя не отметить, как мастерски Е. Некрасова обыгрывает тотальную зависимость людей в нашей стране от бумажек). Дальше, однако, не происходит чего-то совершенно необыкновенного: бабушка устраивается на работу, находит кавалера, но завистница-дочь выправляет дату в паспорте – и на этом приключение заканчивается. Может показаться, что это всего лишь наш ответ на «Историю Бенджамина Баттона», но Е. Некрасова помещает в центр рассказа не отношения влюбленных, а отношения матери и дочери – по ходу повествования мать начинает исполнять роль дочери для своей дочери (похожий психологический переворот мы встречаем и в прекрасном рассказе «Лакомка», где больная бабушка воображает себя маленькой девочкой). Угол зрения на банальный фантастический прием слегка смещается – и вдруг оказывается, что именно здесь – в перевернутых отношениях между родителями и детьми (в возможности, в представлении такого перевертыша) – находится одна из самых болезненных точек человеческой души, сознания, памяти. И как жаль, что Е. Некрасова не решилась вскрыть эту глубокую, таинственную рану, почти никем не рассказанную до сих пор, кроме, может быть, Бориса Рыжего в стихотворении «Так я понял: ты дочь моя, а не мать». В результате история получилась слабой, непсихологичной, хотя потенциал в ней содержится грандиозный.

Между тем, несмотря на натурализм и резкую сатиричность, Е. Некрасова умеет создавать психологическое напряжение, хотя делает это очень своеобразно – через фольклор, языковую игру, олицетворение.

Фольклорные и мифические существа в рассказах, в отличие от «Калечины», выполняют служебную роль, выступая как голос совести (Гамаюн в «Сетромаме», домовые в «Присухе»). Заговоры («Присуха»), считалки («Лакшми»), стихи («Начало») обнажают душевное состояние персонажей – в контрасте с «объективным» повествованием получается очень эффектно. Языковая игра, особенно с именами персонажей, создает выразительную внешнюю портретную и внутреннюю характеристику героев («Полина-поля-поле», «Галя-гора», «Ваня-Ванюша-валенок»), а ритмичные повторы психологически структурируют содержание («Шагнувших не волнует» - из «Сестромама»). Как в народных песнях, былинах Е. Некрасова часто использует олицетворение – вещи и природа в рассказах передают состояние героев:

«Весна плясала свои лучшие танцы. Водила бедрами, прикладывала гибкие пальцы к набухшим соскам, влажным ртом подпевала своему ритму» («Молодильные яблоки»)

«Скоро с юга, переминаясь с ноги на ногу, в Москву пришла неуравновешенная весна. Она то плакала истеричным обильным дождем, то кидалась липким градом, а то и вовсе обвивала асфальт тонким белесым войлоком. Наконец она пришла в себя и включила бледное, жидковолосое солнце» («Супергерой»)


Весь этот фольклорный психологизм интересен еще и тем, что – как в народных песнях, былинах – создает вокруг героя атмосферу сопереживания и вовлеченности (автор не просто свидетель, а певец своих историй), тем самым добавляет к третьему лицу, о котором ведется рассказ, особенный оттенок субъектности.
Однако самое важное качество прозы Е. Некрасовой – это ее острая задорная (иногда вздорная) сатиричность. Она умеет рассказать о действительности в смешных и драматичных, грязных и наивных подробностях, и не просто рассказать – а еще и афористично сформулировать. Вот из «Потаповых»:

«Вместо того чтобы тянуть жизнь вместе, они тянули ее друг из друга»

«Потаповы чаще проводили свободное время вместе, хотя и не любили этого»

Из «Молодильных яблок»:

«Старуха жила долго, старуха жила долгом»

«Внук Ангелины Ивановны боялся жить, поэтому предпочитал смотреть, как это делают на экране другие»

В целом, сборник рассказов «Сестромам» вызывает неоднозначные впечатления. С одной стороны, мне очень нравится, что Е. Некрасова не пытается бездумно вычерпать действительность голыми руками, расплескивая воду в разные стороны, – она ищет оригинальное языковое и мировоззренческое оформление для своих рассказов. За частными историями она угадывает большие и серьезные проблемы и стремится о них рассказать – пока в социальном аспекте, хотя очевидно, что способна увидеть в современном общечеловеческое, сложное и болезненное. С другой стороны, ее взгляд чересчур сатиричен и мир, который она описывает, лишен нежности, сострадания, милосердия и какой бы то ни было глубины. В этом мире можно испытать физическую боль и чувственное наслаждение, но более сложные и тонкие переживания ему недоступны. Приходится признать, что, несмотря на разнообразные эксперименты в форме, «Сестромам» беднее содержательно «Калечины-Малечины».