0 История. Еще не конец

Кто его знает, что творится в мозгу, придавленном высокой температурой. Но именно на второй неделе борьбы с ангиной мне почему-то захотелось дочитать эту книгу. Я когда-то приволок ее с Украины, прочитал несколько десятков страниц и поставил на полку. С тех пор я сильно изменился под влиянием жены - если она и сумела привить мне какие-то привычки, то это дочитывание начатых книг любой ценой. Вот и в этот раз выскочил где-то в голове сигнальный флажок, рука потянулась, текст отвлек от, э, симптомов.

Я люблю время от времени читать книги, с которыми я совсем не согласен. Причина очевидна и проста – именно в споре, в попытке разъяснить самому себе причину несогласия можно поупражняться в собственных построениях, попробовать проверить их на логичность и стройность. Поспорить с книгой Яковенко мне захотелось, насколько же хороши мои контрдоводы – судить уже не мне.

Итак, перед нами, по сути, учебник для студентов. Автор рассказывает об истории истории как науки, пробегает по выдающимся представителям и рассказывает о различных концепциях. В последних разделах автор делится с читателем способами работы с источниками, вдохновляет на написание самостоятельных работ и вводит в курс профессиональной этики. Особого украинского колорита в рассказе нет, разве что сетования на бедность украинской науки как таковой.

С чем же я был несогласен? Книга вышла в 2007, и она несет на себе все родовые травмы постсоветской науки и несмываемые грехи общемировых 90-х. Думаю, пытливый читатель помнит Френсиса Фукуяму, который когда-то, после распада Советского Союза, заявил, что история кончилась. Мир пришел в равновесие, аномалии исчезли, впереди открыт путь к мировой либеральной демократии. В какой-то мере и сам Фукуяма, и рецензируемая книга Яковенко – следствие этого гигантского тектонического разлома – тогда и правда могло казаться, что наступило безвременье, у истории нет цели, все прежние схемы познания обанкротились, а других нет в наличии. А раз их нет, то и познать что-либо мы не можем.

Отсюда, вероятно, в книге Яковенко этот, хм, исторический пессимизм, выдаваемый за последнее слово в развитии, за нормальное развитие как таковое. Мол, все, закончилось время философии истории, бал теперь правят микроистория, «поворот к человеку», ментальная география и прочие необщие направления. Долой методы естественных наук, долой детерминизм, нет им места на пароходе современности. Несколько странно все это читать в наши времена, когда история взяла да и вернулась, сделав все эти разглагольствования пустыми. Нет, ошибкой было не перенесение методов естественных наук, некоторой ошибкой был детерминизм и механистичность. Однако и сами естественные науки меняются, и требовать убрать из науки методы естествознания XIX века странны. Как мы знаем, естествознание в XX веке прошло через революцию, заставившую говорить о вероятности тех или иных явлений. Многие мэтры с революцией этой пытались не согласится («Бог не играет в кости»), однако же парадигма сдвинулась и ничего уже с этим не сделать. И вот именно эти, вероятностные методы и должны быть приняты историей, именно здесь есть и возможность, и единственный магистральный путь для больших поясняющих схем, для «больших нарративов». Место интеллектуальной игре, столь любимой автором, останется, а смысл вернется, убрав до следующего кризиса в запасники скепсис и агностицизм.

В свете вышесказанного многие пассажи автора выглядят анахронизмами. Так, рассказывая о том, что один и тот же термин может менять свое значение с ходом времени, Яковенко говорит, что вряд ли кому-то придет в голову упоминать вместе римских пролетариев и «Коммунистический манифест». Однако современная историография как раз пытается найти причины того, что все институты и уровень техники у римлян были вполне достаточны для Промышленной революции, а революции этой не произошло. Так что смысл в поиске связи тех пролетариев с условиями, породившими пролетариев века XVIII, вполне есть.

Наталья Яковенко – один из лучших украинских исследователей (по крайней мере, на такой вывод наталкивали ее работы до переворота, не знаю, какое влияние он оказал на нее). Тем интереснее видеть в тексте некоторые детали, связанные как с национальным нарративом, так и с украинской политикой в целом. Так, неоднократно повторенные инвективы против идеологической системы советской власти любопытно преломляются через современные самоцензурные рамки, в которые поставлены украинские исследователи после, хм, смены гегемона. Как раньше маскировали исследования цитатами из классиков марксизма, так и теперь надо мимикрировать (а кто-то это делает и сознательно) под бойцов идеологического фронта, поставивших своей целью создание однородного национального тела.

В 2007 году исследователь еще мог наивно предполагать, что украинский национальный пантеон сложен героями козацкой поры. На наших глазах всех этих уже слишком сказочно легендарных людей, которых пытались, действительно, в 90-е сделать заменой общему с Россией пантеона героев, потеснили многочисленные куда более мрачные лица нацистских коллаборантов. Кому теперь интересны эти гетманы?

И вообще, страшно иногда, как философия прямо влияет на жизнь людей. Складывается ощущение, что националисты в свое время переоценили выводы немецких философов об исторических и неисторических народах. Вроде бы этот тезис уже особо никто не разделяет, а националисты всех мастей все пытаются создать свое государство, чтобы избежать судьбы народа неисторического. Так что во всем, оказывается, виноват Гегель.

P.S. Меня искренне впечатлил т.н. «Александров дар», средневековая фальшивка, которую распространяли чешские и хорватские интеллектуалы для повышения престижа славян, которым, якобы, Александр Македонский завещал власть в заметной части Европы. В русскоязычном интернете об этом документе вспоминают только многочисленные различные хроноложцы.