2 От октября до августа

Эта книга написана по лекалам, имевшей успех «Истории культуры Санкт-Петербурга...» того же автора. На мой взгляд, подход на втором круге оказался неудачным. В отличие от первого труда, где Северная Пальмира выступила в качестве организующего центра пёстрых фактов, в данной книге С. Волкова подобного центра нет. Отсюда неясен принцип отбора материала, несмотря на то, что в предисловии кое-какие концептуальные мысли автор высказывает.

Зачастую Волков просто скатывается в пересказ сплетен. Особенно это видно в части, посвящённой МХТ, где история театра (кстати сказать, неполная) показана через противостояние двух премьерш – О. Книппер и М. Андреевой. Лицемерным в этом контексте выглядит цитирование слов О. Мандельштама о театре-храме.
Неким камертоном в книге проходят парадоксальные оценки А. Ахматовой (её фотография с молодым Волковым «скромно» помещена на суперобложке). Но автор склонен скорее высмеивать, чем почитать высказывания Анны Андреевны; видимо, примеры подобного чудачества призваны были оживить внимание читателя. Разговора о стихах Ахматовой практически нет, а по поводу её жизнетворчества Волков прохаживается не раз и не два! Я заметил, что подобное делается, как и у многих других подобных авторов, в скобках: как бы к слову пришлось.

Особое недоумение вызывают эпизоды, связанные со Сталиным. Автор почему-то называет его игроком в шахматы и пытается найти логику в шизофренической агрессии вождя. Логики, удивительное дело, сам Волков найти не может, т.к. все комбинации Сталина оказываются цепью бредовых идей, в которых можно вычленить только жажду власти и страх.

Музыковедческое образование Волкова до некоторой степени не даёт ему «разгуляться» в области музыки, так что Шостаковичу, Стравинскому, Прокофьеву «повезло» больше, чем изворотливому Шолохову, эпатажному Л. Толстому, любвеобильному Чехову и др. Классики охотно лишаются в книге Волкова позолоты, автор их словно не пачкает, а только покрывает слоем обывательской пыли; затрудняюсь сформулировать цель подобного «просвещения». Опять же в книге всё это существует в отрыве от текстов писателей. Отсюда складываются впечатления, подобные тем, которые возникают при просмотре американских тоскливых байопиков.

Есть в книге и ошибки. По мнению Волкова, Толстой писал «Войну и мир» с 1863 по 1877 год (С. 12), но декабристский сюжет Лев Николаевич начал разрабатывать ещё в 50-е годы, а сама эпопея писалась в 1863 – 1869 гг. Точно также Волков ошибается, цитируя слова горьковского Луки о блохах: «Все блохи не плохи» (С. 27). Читайте классику, мистер Волков:

«…Ни одна блоха не плоха…»

Незатейливая идеология книги (не берусь судить о степени её самостоятельности) весьма повлияла на ещё менее ответственных литераторов вроде Д. Быкова (архаика, модерн). Даже французские фразы у Волкова и ДБ те же: «par excellence», например; вообще обилие т.н. галлицизмов в духе «ажитация» производят впечатление анахронизма двухсотлетней давности (есть и еще более явные примеры неуместных иностранных слов). Напоминает провинциального дворянина Антона Пафнутьевича из пушкинского романа «Дубровский»:

«Кесь ке се, мусье, кесь ке се»

Надо признать, что автор книги убедителен в «художественных» вставках, обычно провальных в подобных произведениях (самый вопиющий случай – это, конечно, биография Луначарского в серии ЖЗЛ, написанная Ю. Боревым). Например, очень зримо описано выступление Блока на похоронах Врубеля. Но такого в книге мало, а псевдоаналитики – много! Есть сюжеты, более-менее внятно изложенные, но это уже, как говорится, писано-переписано предшественниками (судьба Пастернака, например).

Вообще замысел книги отдаёт гигантомахией, он физически неисполним, и в итоге получился набор этюдов, не складывающихся в общую картину. Автор начинает с дореволюционных времён, но вот что это даёт дальнейшему его повествованию? Прослежена ли явная связь между двумя сменившими друг друга периодами? В целом, советская культура – явление столь неоднородное или, во всяком случае, требующее более взвешенного и строгого подхода, чем у Волкова.

Издание снабжено именным указателем и иллюстрировано качественными фотографиями, большинство из которых сделано Марианной Волковой.

Искал в памяти примеры успешного сочетания профессионального анализа и занимательности и вспомнил книгу Роберта Хьюза «Рим». А в книге Волкова занимательность часто переходит в желтизну!