5

Трудно оценивать произведение, относящееся к эпохе, значительно отстоящей от нашего времени, по тем же критериям, что и современное. Понятно, что тема быть очень уж животрепещущей не может. Хотя, как сказать… Тема «Романа о Розе» - любовь и противоборство Разума и Природы. Но не суть, все равно это немного не так теперь. Дальше: язык. Тут, к бабке не ходи, он будет отличаться от современного, как карета от самолета Airbus 340. Вопросы этические и моральные тоже совсем по-другому воспринимаются, поэтому самое интересное, что может быть в произведении, написанном больше семисот лет назад, это картина жизни и образ мыслей той эпохи. С этой точки зрения и стоит расценивать старинное произведение. И в этом плане «Роман о Розе» сразил меня наповал с первых же страниц.

По упоминаниям в трудах о средневековье, которые я читала до этого, а также из предисловия переводчика у меня заранее успел сложиться определенный образ книги. Все действующие лица в ней аллегории, поэтому я приготовилась немного поскучать. Я представила, как сейчас на сцену один раз другим начнут выходить Дама Разум, Простодушие, Лицемерие, Боязливость и говорить речи, наполненные сентенциями. И что же я нашла? А вот что.

Герою в ясное майское утро снится сон. Ему снится, что он проснулся (на самом деле, спит), и что же делает молодой человек, проснувшись? Читаем: «Покинув спешно ложе, оросил лицо водой я, обулся и точить принялся изящную иглу из серебра». О, боже! А это-то ему зачем? Читаем дальше: «Пойти хотел я в лес послушать птичье пенье. Зашил я в сборки рукава…» Какие рукава? Какие сборки? Во-первых, мне показалось, что я ошиблась местностью, я люблю почитать японцев, так это у них там все время ходят слушать птичье пенье и любоваться цветами, а рукава являются полноправным действующим лицом старинного произведения, они их стелют на изголовья, женщины укрывают рукавами любовников, рукава бывают мокры от слез, а также их используют вместо карманов. Оказывается, в западном средневековье ничем не хуже. Стоит знак сноски, смотрю: «По европейской моде XIII-XIV веков положено было подшивать длинные рукава женской и мужской одежды перед выходом на улицу». Вот вам и история повседневности – додуматься до такого, и не лень же им было. Но это присказка, а сказка еще интереснее.

Дальше...

По большей части книга состоит из поучений, советы дают все, кому не лень: Амур, дама Разум, Друг, Гений, старая сводня. А так как правда у всех разная, то не успеваешь удивляться. Очень много внимания уделяется вопросам этикета и куртуазности. Складывается впечатление, что куртуазные манеры были возведены в культ, без них ты никто. Амур так и заявляет: «Я поцелуев не дарю ни пастухам, ни смердам, лишь куртуазным и достойным людям». Договорились до того, что и Бог выступает этаким хранителем хороших манер: «Ведь Жадность не по нраву Богу, который созданный им мир наполнил благом. Он ценит куртуазность». С Богом не поспоришь, тут уж будь любезен, стань куртуазным. Но что же входит в понятие куртуазности?

Во-первых, отношение к дамам: «любая из них услуг и уважения достойна, и должен ей служить с вниманием и честно», «девицам, дамам угождать старайся, лови желанья их, чтобы исполнить сразу». При этом за такое поведение, само собой, подразумевается награда: «Они ж молву по свету разнесут. Их похвалы тебе подымут цену». Молва, вообще, играет роль исключительную в культуре куртуазности, лучше быть мертвым, чем ославленным. Видимость для людей куртуазной эпохи была важнее истинного положения вещей. На вопрос, что лучше, чтобы о вашей даме дурно говорили, но она была чиста или чтобы дама вам изменила, но репутация ее осталась незапятнанной, у куртуазного человека двух ответов быть не может: репутация важнее. В общем, логично, стыдно – это когда видно. Отсюда: «Если ж ее застанет за грехом, пусть взгляд свой отведет. Легче всегда изобразить, что слеп, чем рогоносцем пред людьми предстать». В связи с этим, Вулкан, супруг Венеры, поймавший ее на любовном ложе с Марсом и выставивший их измену на обозрение богам, считается недалеким недотепой. Мало того, что он сам себя ославил, но еще и лишился расположения супруги и ее божественных прелестей. Его примеру не должно следовать куртуазному человеку.

Во-вторых, в куртуазной традиции очень важны хорошие манеры и внимательное отношение к своей внешности (помните про рукава!): «О красоте пекись, с доходом образуясь. Пусть платье шьет тебе искуснейший портной, умеющий пригнать его к фигуре. И рукава должны быть хорошо пришиты, а башмаки нарядны и с шнуровкой ровной». То есть дама пусть изменяет, главное, чтобы костюмчик сидел. «Страдая от любви, к изяществу стремись». Да, тут опять внешней стороне дела придается много значения. «Ты должен похудеть, и не к лицу тем, кто влюблен, цветущий вид». В другом месте читаем: «Коль вам удастся из глаз исторгнуть слезы, будет еще лучше... А если не удастся вызвать слезы, украдкой без промедления глаза слюной смочите, иль соком лука, иль водой». Так вот, где Александр Сергеевич этого понабрался (см. из Бориса Годунова).

Когда дело дошло до хороших манер, рекомендуемых для дам, тут я уже корчилась от смеха: «Чтоб показать свою любезность, обслужит пусть сначала тех, кто ест с ее тарелки». Вот те на! А, выясняется, что с тарелками у них была напряженка, каждому отдельная не полагалась, вилок и ложек и вовсе не знали, посему: «пусть остерегается в подливку засунуть свои пальцы до сустава» - как тут рукава не подшить? Спать за столом тоже не стоит: «Так многие позор свой пережили: и падали вперед, назад иль на бок, и голову ломали, руки, ребра. Храни Бог женщин от такого сна!» Когда читаешь подобные советы, понимаешь, на какую они ложились почву и как вели себя люди, не особо проникшиеся идеей куртуазности.

Интересным контрастом к культу поклонения даме является глава «Школа мужей», где добрый друг предостерегает героя от разного рода неприятностей, связанными с женщинами. Что же говорит этот сочувствующий друг о прекрасных дамах, которых нужно чтить и все желания которых нужно предупреждать. А вот что: «все женщины по естеству и склонностям есть шлюхи», «не сыщешь женской добродетели на свете, когда есть тот, кто посягнуть готов», «чтоб охранять жену, нам надо тыщу глаз иметь». И говорит он это спокойно, не брызгая слюной, не негодуя, так же можно сказать, что трава зеленая, а вода мокрая, он просто рассказывает другу об особенностях этого зверька, женщины. При этом относится он к ней сочувственно и считает, что эти дурные склонности не могут не развиваться от дурного обращения мужей и подневольного положения. «Власть деспотичная людей разъединяет. Вот почему теперь мы видим браки, где муж себя умней жены считает, ее преследует и бьет». «Любовь не может длиться, раз хочет муж и телом и душой своей жены распоряжаться». «Кто хочет милости от женщины иметь, дать должен ей свободу». И тут понимаешь, что книга для своего времени очень прогрессивная, ведь не придумал автор этих мужей: «Пусть мне дадут четыре золотых, но я не допущу позора и буду бить вас постоянно, чтобы вы не возгордились». Вот она теневая сторона куртуазности, и мысль, сквозящая через это повествование та, что лишь любовь и уважение может сделать союз мужчины и женщины гармоничным, и еще жизнь в согласии с требованиями природы.

Природа в романе – это сила, противостоящая Разуму, и заключительная часть романа – это апология Природы и естественных влечений, считавшихся церковью греховными. Опираясь, по традиции того времени, на авторитетных авторов древности и ссылаясь на Священное писание, Жан де Мён поет гимн природе, фаллическим силам и размножению. Он представляет акт плотской любви противостоянием смерти, пользуясь богатой гаммой сравнений и метафор. «В естественных трудах вам нужно быть проворней, чем белка, легче и подвижней чем ветер с птицей. Усердны будьте, двигайтесь, скачите, не дайте охладиться телу. Заставьте все органы работать. Итак, бароны, пахотой займитесь, чтобы продолжить род». И еще: «Руками поднимите рукоятки плугов, держите крепко их, а сошник в борозду направьте». И далее: «Коль глубже вы вспахать хотите, быков в ярмо впрягите, колите пикой их». Да – Жизни! Да – любовной пахоте! Да – размножению! «Когда ж устанете и отдохнуть хотите, к работе новой не готовы, вы тем не менее желать ее должны». А Смерть все еще наступает? «Не дайте одолеть себя. Достаньте палочки и напишите. Машите молотом, раздуйте все меха и куйте».

Естественно, крепость Целомудрия пала под ударами молота, герой нашел проход в тот дивный сад и сорвал бутон вожделенной Розы, что, впрочем, и не могло быть по-другому. Ведь куртуазность – куртуазностью, церковь – церковью, но все эти сеньоры и бароны были здоровыми мужчинами, бряцавшими оружием, гонявшимися за зайцами, любившими вкусно поесть, тяготеющими к плотским утехам, а «Роман о Розе» сделал шаг от рыцарского идеала недоступной дамы к философии радости и естественной гармонии с природой. Этим, по всей видимости, и объясняется его необычайная популярность, длившаяся несколько веков. Это была книга жизни и книга любви той эпохи.

Рецензия на книгу "Роман о Розе" - www.ostrel.ru