4 Извечный спор

Тихий, живописный уголок Франции. Усадьба экстравагантного, и поныне популярного английского художника – старика, живущего здесь с двумя молодыми девушками и минимумом прислуги, известного своими свободными взглядами на личную жизнь и непреклонными – на искусство.

В усадьбу направляется еще один художник и критик – Дэвид Уильямс – представитель нового поколения в живописи, в задачи которого входит написание вступительной статьи о знаменитом Генри Бресли к его альбому.

Один – абстракционист, широко смотрящий на искусство и довольно традиционно – на свою жизнь, другой – с точностью наоборот.
"Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой".

В их спорах (щедро приправленных вином) должна рождаться истина. Абстракция и точность против реальности и эмоциональной аффилиации.
Старый мэтр резок и категоричен:

- Я называю это изменой. Величайшей изменой в истории искусства.

- Чертова геометрия. Не годится. Не помогает. Все пробовали. Псу под хвост.

Абстрактное искусство, по его мнению, есть не что иное, как бегство – бегство художника от ответственности перед человеком и перед обществом.

Дэвид ходит по тонкому льду, совершая одну риторическую ошибку за другой, однако все же не выходит побежденным, он верит в свои убеждения, но и не ставит их во главу угла:

- Он хочет сказать, Генри, что твоему искусству и твоим взглядам на искусство ничего не угрожает. Места хватит всем.

За словесными баталиями наблюдать крайне любопытно, им веришь.
В подобных спорах также принимает участие одна из девушек, правда, скорее, в роли направляющего и "переводчика мыслей". Чувствуется, что она понимает Генри как никто и играет здесь роль "серого кардинала", едва ли не хозяйки усадьбы. Именно к ней начинает постепенно испытывать чувства молодой художник, разрывающийся теперь между новыми эмоциями и долгом перед женой. Он лишен той свободы – внешней и внутренней, – которая присуща жизни старого мэтра.

В целом, образы девушек, запоминающихся читателю под странными прозвищами – Мышь и Уродка, – прописаны необычно, тонкими и точными штрихами. Не менее интересен и образ Генри, и восприятие его глазами Дэвида:

... созданный им образ продолжал жить в сознании: на вершине славы стоял старый, самодовольно улыбающийся сатир в ковровых домашних туфлях, с радостью посылающий проклятия здравому смыслу и расчету.

Повесть изобилует отсылками к огромному количеству известных и не очень представителей изобразительного искусства. Для специалистов в этой области – просто кладезь. Для неспециалистов может показаться утомительным, но тем не менее информативным.

Название не остается для читателей непонятной метафорой, дающей волю воображению и простор для интерпретаций, оно находит вполне доступное объяснение:

- А что все-таки означали его последние слова? Башня из черного дерева?
- О… Ничего. Одно из его осадных орудий. <...> То, что, по его мнению, пришло на смену башне из слоновой кости. <...>  Все то, из-за чего он не любит современное искусство. Все, что неясно, потому что художник боится быть понятным…