4 "Но ничего печальней нет, как встреча двух смертей".

Ветхие Каин и Авель, одержимые взаимной ненавистью (коей они принесли в жертву общего сына, если только тот не был плодом их воображения) и занятые расчесыванием болячек души и тела, встречают Катарину, атеистку-интровертку, которая писала себе книги о святых и юродивых, и тут на пятом десятке сподобилась такого знакомства...

Два крайне ненадежных рассказчика нашли себе бесстрастную слушательницу и сиделку. Что она испытывает к обоим братьям -- сострадание или чувство сродни интересу энтомолога, обнаружившего новый вид, понять невозможно:

Здесь, в горах, она более или менее освоилась, чувствует труднообъяснимую связь с его, Улофа, и брата его Хадара взаимными действиями, этим бессмысленным соревнованием по продлению жизни, которое она невольно воспринимает как проявление искусства, представляющее нечто иное и в каком-то смысле равноценное ее собственным устремлениям.

То ли трагедия, то ли комедия (аннотация к английскому переводу (Sweetness)* безапелляционно заявляет, что комедия). Таки да, черный юмор тут повсюду -- чего стоят одни похороны телевизора в знак прощания с внешним миром, но от этого юмора вкупе с философствованиями и массой малоаппетитных физиологических подробностей оторопь берет.

(Любители читать с кружкой чая или кофе да будут осторожны)

Конец предсказуем, потому что у одного их братьев -- рак в терминальной стадии, а у другого -- ожирение и больное сердце, но Хадар ухитряется напоследок сделать сюрприз и Катарине и читателю, вообразив себя то ли Одином, то ли Христом, то ли раскаявшимся разбойником...

Вся история производит очень тягостное впечатление, а перевод вызывает массу вопросов. Что ещё за святой Кристофер -- знакомый Джона Баптиста? Как можно не знать про Христофора-великана-кинокефала?.. Или имя в оригинале тоже искажено?..

____________________________________________________________

* Кстати, английский переводчик как минимум упростил название: "Сладость" -- взгляд только с одной стороны. "Шмелиный мед" для каждого из братьев означал что-то свое. Для одного -- божественный вкус сродни райскому блаженству, для другого, может быть, искус , из-за которого их дед угодил в заброшенный колодец вместе со своим псом, где один из них сожрал другого .