4

Метроном на обложке это рецензия в стиле хойку. Все 500 с лишним страниц меня качало из классно в картонно, из года 1948 в 1985, от любви к злобе.

В основе романа реальная история советского композитора Александра Локшина. Этого мальчика угораздило родиться в реальности Диктатуры пролетариата. Идеальный кандидат на травлю и оговор - интеллигент, талантливый композитор и еврей. Наивно решивший написать музыку на стихи Бодлера. Это в 1939-то году.

Наглеца за такое из консерватории вышибли естественно. И запомнили. И при удобном случае ввернули фигурантом в архитектуру доносов и обвинений. Ни талант, ни поддержка коллег по цеху Локшина не спасли. Сын композитора Александр 20 лет исследовал обвинения против отца и выпустил две книги, где приведены доказательства его невиновности.

В книге две ведущие сюжетные линии - история опального композитора, в романе он Лапшин, что написана почти дословно, документально. И семейная сага коллеги и учителя Лапшина Льва Норштейна. В центре этой истории внук Льва, Арсений. Талантливый, но страдающий от жесткой психологической травмы музыкант-исполнитель. Обе истории развиваются паралельно, мало пересекаясь друг-с-другом. Повествование в обеих скачет между 48 и 85 годами, ничуть не напрягая читающего. Манера письма у Замшева мягкая, читалось легко.

Сначала озвучу минусы - часть второстепенных персонажей у автора прихрамывает, кое-что из фактов искажено “для красного словца”: оперативник Отпевалов вышел по балаганному, очень уж упивается злобой; работник французского посольства шатается по московским коммуналкам и пьет водку со студентами, в 48-то году; да и слишком большой срок за распространение самиздата в середине 70-х получился у Саблина. Однако, господа, это все же художественный роман, а не документальная хроника. Пусть его врач и француз, но опер все же черноват вышел.

Теперь о хорошем. В нем все что так любилось в детстве и юности.

Все эти московские дворы и переулки. Филигранно прописанная разница меж румяной московской уличной толчеей и сырой резкостью летящих питерских проспектов.
То, что сейчас ни за какие коврижки не найдешь. Москва и Питер брежневских и горбачевских времен, канувшие в Лету без возврата и права на помилование.
А еще, увы я капитан очевидность, в романе много музыки - “Течение мыслей его сейчас напоминало музыку Дариуса Мийо — нервную, не находящую покоя, в чем-то безоглядную, а в чем-то эстетски осмотрительную”, инструментов “инструмент его тут, насупившийся какой-то, будто сгорбленный, глядящий на все исподлобья”.
Повторюсь, но язык у романа хорош, читалось мягко, легко, “Концертмейстер” замечательная компания для зимнего вечера. Понравится любителям семейной прозы, больше московских, чем питерских историй, тем, кому будет интересно узнать мужскую точку зрения на чувства, ну и к звукам причастным любителям классики. Жаль только концовка подкачала. Слишком уж все хорошо закончилось. Сказочно.