4.5 Гнать, держать, смотреть и видеть, дышать, слышать, ненавидеть, и зависеть, и вертеть, и обидеть, и терпеть...

Из этой своеобразной трилогии, в которой каждая книга, в принципе, никак не связана с двумя другими и стоит наособицу, мне эта зашла глубже и лучше всех. И наверное, дело даже не в том околонаучном притягательном феномене зеркал и зеркальности, и не в той допущенческой подводке, которую в книге сделала Дина Рубина. А скорее в той чуть горьковатой романтичности, которой пропитаны образы главных героев романа и из которой состоит сама атмосфера книги.

Как это мастерски умеет делать Дина Рубина, она неспешно ведёт повествование от самых истоков темы, т. е. с первого появления в сюжете Нюты-Анны, и затем перемежая и перемешивая и времена, и самих рассказчиков: мы то находимся в точке современности и слушаем рассказ о любви и взаимоотношениях Анны и её мужа, то читаем письма её зеркального двойника, её духовного суженого, то слышим рассказ о встречах Анны с тем старым мудрым евреем Элиэзером, который сразу разглядел в Анне её загадочную двойственность и зазеркальную нездешность, то попадаем в приёмную семью Анны и с замиранием сердца читаем о внутрисемейных загадках и тайнах, о «зеркальной» болезни матери Анны и о терпеливой любви отца — мы вместе с автором романа скачем по временам и местам, по обстоятельствам и эпизодам, по случаям и происшествиям, по любовям и дружбам, по смешному и трагическому…

И постоянным ощущением, сопровождающим книгу, является некий взгляд из зазеркалья, оттуда, куда простому человеку нет пути, и только избранные (а может быть изгнанники?) могут как-то соприкасаться с непознанным и неведомым, а то и уходить туда. И сразу возникают мысли о шаманах и колдунах, о гадалках и ясновидцах, о предсказателях и оракулах — о тех приобщённых, которые как-то допущены к границе между мирами и умеют так или иначе что-то видеть, слышать, чувствовать, понимать...