3.5 Конец истории по Стерлингу или Сила в нарративе

Не особо люблю Стерлинга, но тут купился на многочисленные сравнения с Пелевиным.

"Полиция и пресса — вот и вся реальность, которая когда-либо потребуется людям."

Продюсер-аферист Легги Старлиц раскручивает девичью поп-группу "Большая Семёрка". Поющие трусы. Явная аллюзия на "Спайс Гёлз". Причём рассчитывает на успех в странах не первого мира. Турция, Восточная Европа, ЮВА. Мастерски создаёт шумиху на ровном месте.

"«Большая Семерка» — это маркетинг, всякие другие значения здесь совершенно ни при чем."

В партнёрах Старлица — племянник коррумпированного турецкого министра:

"Как Озбей ни корчил из себя космополита, он продолжал считать себя образцовым турецким патриотом, поэтому люто ненавидел греков, курдов, армян, арабов, иракцев, сербов, иранцев, евреев, черкесов и хорватов. Русские тоже фигурировали среди заклятых врагов Турции, но, в отличие от вышеперечисленных народов, никогда не были подданными Оттоманской империи."

Русские бандиты, азербайджанская афериста, папарацци-британец.
Производственный роман о грязном, потоковом шоу-бизнесе на одной пятой текста внезапно прерывается сценой, в которой убитый горем папарацци начинает блевать валютой разных стран. И это не чья-то галлюцинация, а реальность, данная в ощущениях всем персонажам романа. Ситуация даже не вызывает у причастных особого удивления. Зато молодой русский бандит-контрабандист вспоминает Пелевина:

"— Вы читали Пелевина? — спросил Виктор как ни в чем не бывало. Визела он прислонил к стенке кабины и небрежно подпирал его локтем.
— А что, надо? — спросил Старлиц.
— Пелевин — москвич. Он написал «Омон Ра» и «Желтая стрела». — Старлиц сочувственно покивал. — Я к тому, — продолжил Виктор задумчиво, — что все это очень по-пелевински."

Неожиданно.
Последовавший вскоре диалог импресарио и бандита был ещё более неожиданным:
Умберто Эко, Деррида, Фуко, марксист Адорно, Бодрийяр, разрушение мастер-нарратива, ризома из «Mille plateaux» Делеза и Гаттари (привет вышедшей десятилетие спустя "Циклонопедии")...
Тот же бандит с неслучайным именем Виктор:
"

— Спасем живую душу нового века! Нельзя позволить, чтобы великая православная система, наследница угасшей Византии, оказалась зажатой между мусульманами и НАТО и раздавленной ими. Славянский мир — единственный настоящий мир во всем мире!
Старлиц выпрямился и оперся о заступ.
— Что конкретно ты предлагаешь? Объясни."

Могущественный турок отжимает у Старлица группу. Потеряв группу, Старлиц обретает дочь-одиннадцатилетку. Сюжет делает кульбит и превращается в магреализм Геймана, с посещением дна жизни и поисками отца-призрака Старлинга. Существование отца размазанно по всему двадцатому веку и Легги с дочерью приходится проводить рождественские ритуалы, что проявить дедушку.
Турецкий Кипр, Мексика, США, Гавайи, японские флэшбеки (куда отцу-основателю киберпанка без Японии).

"— Я часто туда [в Японию ] езжу. На студию. Но в Японии мертв дух. Всё запахнет гнилью.
— Давно нюхал Россию?
— Россия слишком много пьет, никогда не работает. Конечно разорение, — ответил Макото с улыбкой. — Но почему разоряются японцы? Японцы каждый день очень много работают. Почему, Регги?"

Безудержный неймдроппинг и бренддроппинг, рассуждения о творчестве Мураками, начинающиеся бомбардировки Югославии, монологи за и против глобализации, полемика о дискурсе и нарративе, обладающем своей волей, авторское право на геномодификацию.

"— Сэнсей Борутаро учил, что надо возделывать собственный сад.
— Борутаро? Из философов «дзен»?
— Вольтер.
— А, этот…"

Поскитавшись, Старлиц с дочерью возвращаются в Турцию. Претендующие на глубокомысленность диалоги о проблемах Турции. Курды, турецкий Кипр, противостояние религиозности и светскости, нарко- и хумантраффик, политика и коррупция.

"Политические катаклизмы неизменно приводят к повышению качества уличных женщин."

Два основных стержня романа: Y2K и сила нарратива.
Все герои по-разному готовятся шагнуть в новый век. Боятся остаться в прошлом и надеются на будущее (Кстати, Ельцин, как и некоторые герои романа, не смог шагнуть в двадцать первый век, подав в отставку в последний день 1999-го года и оставшись в веке двадцатом).
По Стерлингу, если человек в своём нарративе, он неуязвим (аявляется главным героем повествования) — может художественно уничтожить пятнадцать посланных по его душу спецназовцев, пробить стену на машине и укатить в ночь.

Идея с магией нарратива и мистикой рубежа тысячелетий хороша, но вот исполнение подкачало. Магреализма немного и до стандартов жанра ("Американские боги") он не дотягивает. На поприще же постмодернизма Стерлинг с треском проигрывает тому же Пелевину. Автору не хватает яда, желчи и остроумия.
Хороший роман, но не более того.
7(ХОРОШО)