5 Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...

Для меня чтение этой коротенькой повести стало и открытием, и особым волнующим событием. Открытием стало новое, неожиданное представление о казалось бы совсем детском и весёлом писателе, имя которого назубок знали почти все ребята поколения моих детей, и может быть, знают и нынешние 4-6-клашки. А особо волнительным чтение было уже по совсем другим причинам и обстоятельствам, но об этом чуть позже.

Казалось бы, совсем обычная ничем не примечательная книжка. Главным героем которой является совсем молодой ещё парень — холостой-неженатый, нецелованный и невоеннообязанный. Правда время действия не совсем обычное — идут первые месяцы войны, которую потом назовут Великой Отечественной, и потому весь быт и все помыслы героев и персонажей книги поглощены и подчинены этим обстоятельствам. Ночные налёты вражеской авиации, и значит дежурство на крышах. И вполне понятный порыв записаться в армию или в ополчение — и возраст такой, и воспитание такое. Однако по причине хромоты наш герой признан негодным к военной службе, и потому остаётся только записаться добровольцем на рытьё оборонительных сооружений в Подмосковье — окопы и траншеи, противотанковые рвы и всякая прочая военная земляная премудрость должны помочь отступающей армии остановить фашистов.

А потом только лопата и земля, земля и лопата, лопата и волдыри, мозоли и земля… И друзья — те, с кем вместе делишь пайку и глоток воды, и общий нехитрый кров в полевых условиях, не могут не стать друзьями. Пусть не сразу и не совсем друзьями, но всё равно быть приобщёнными к одному общему большому военному делу — это не может не сплачивать.

А идёт сентябрь и приближается, а затем и наступает октябрь — октябрь 1941 года… Люди, интересующиеся историей вообще и историей Великой Отечественной войны в частности, или же много читавшие и читающие, скорее всего понимают, чем был тот самый октябрь для людей и для страны. Прорыв немцев под Москвой и рвущиеся к столице кинжальные танковые клинья, и вопрос ребром — устоит Москва или … — всё тогда висело если не на волоске, то на очень тонкой нити. И вот в эту ситуацию попадают и наши землекопы — уже готовые неприступные эскарпы оказываются обойдёнными, и люди бегут, бегут от отягощённых шмайсерами фашистских рук, от их засученных рукавов, от ревущих моторами и смрадно воняющих газойлем танков «быстрого Гейнца» Гудериана, от воющих моторами и бомбами пикировщиков, от мерной поступи немецких солдатских сапог.

А потом суровая и готовящаяся к обороне Москва, и напористый натиск нашего парня, хлебнувшего голодных и холодных дней бегства от наступающего врага и во время бегства потерявшего своих друзей и ставшего вдруг таким взрослым, что отказать ему невозможно. И потому опять бушлат и сапоги, точно так, как это было при отправке на рытьё окопов…

Сами эти дни в литературе описывались не раз и не два — и у Константина Симонова в его «Живых и мёртвых» мы прочитаем такие эпизоды, и у Ивана Стаднюка в его «Войне», и у Александра Чаковского. А по приближению к реалу эта «невоенная» военная книга сравнима и с такой же «невоенной» военной книгой Евгения Дубровина «В ожидании козы», и с полностью военными «Мой лейтенант» Даниила Гранина и «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева, да и Михаил Шолохов, и Виктор Некрасов тоже вспомнятся в связке с повестью Виктора Драгунского. И потому и по силе воздействия на читателя она полностью равновелика этим большим эпическим произведениям.

Я намеренно не пишу ничего о любовно-романтических страницах этой повести — понятно, что влюбляемость является неотъемлемой частью молодости, а нашему герою всего-то неполных два десятка лет — вчерашний и ещё нецелованный школьник, конечно он и влюбляется, и симпатизирует, и ухаживает, и надеется. И эта романтическая линия, казалось бы, лишняя в военной книге, на самом деле тоже уместна здесь и даже важна — важна как контраст между темой жизни и любви и, с другой стороны, войны и смерти — недаром одна из его несостоявшихся влюблённостей гибнет при ночной бомбёжке Москвы, а другая остаётся в оккупированном немецком тылу. Но ведь и в армию, и в ополчение уходят мужчины и женщины и во имя любви тоже — не только во имя жизни, но и во имя любви.

И также намеренно я не пишу имя нашего главного героя — просто потому, что судьба его является одной из сотен тысяч, из миллионов судеб людей того времени. Судьба одного, слившаяся с судьбами миллионов и ставшая одной общей судьбой поколения.

В самом начале своего отзыва я писал об особой для меня волнительности чтения. Объясняю, что я имел в виду помимо написанного выше.

Справка: 77-я гвардейская стрелковая дивизия сформирована в Москве в июле 1941 года как 21 дивизия народного ополчения и принимала самое активное участие в оборонительных и затем наступательных боях под Москвой со 2 октября по 20 апреля 1942 года, а затем была Сталинградская битва (тут она стала 77-й гвардейской), бои на Курской дуге, освобождение Украины и Белоруссии, Польши и далее бои на самых главных направлениях уже в Германии.

А вспомнил я боевой путь этого воинского соединения потому, что служил срочную в составе этой дивизии, и номер её и полное наименование (77-я гвардейская мотострелковая Московско-Черниговская ордена Ленина, Краснознамённая, ордена Суворова дивизия) помню назубок. Помню и горжусь.

А волнительно было то, что вполне может быть, герой этой повести встретил на марше как раз бойцов этой моей дивизии, шедшей туда, где она впоследствии стояла насмерть — встреча эта в тексте повести описана кратенько, а мысли вот появились и засели в голове. И потому всё написанное в этом отчасти автобиографическом повествовании обрело ещё большую достоверность и реалистичность. Ведь сформирована эта моя дивизия была из таких же и тех же самых москвичей того времени — рабочих с заводов и фабрик, работников Мосфильма, научных работников, а также колхозников, и потому особо зримо представляешь себе этих людей и всё сделанное ими.

О всём боевом пути 77-й дивизии можно прочитать в Вики, набрав в поисковике «77-я гвардейская стрелковая дивизия».
О боях под Москвой подробно написано вот тут.
А на схеме её боевой путь выглядит вот так

ДОПолнение:
И конечно же эту небольшую, но такую ёмкую по эмоциям повесть лучше всего читать летом. И именно из-за её небольшого объёма (160 страниц). Ведь лето обычно наполнено заранее запланированными на этот сезон и собранными в кучу делами и заботами, да и просто любители дачно-огородного «отдыха» чаще всего торчат своими пятыми точками кверху от восхода да заката — кто у грядок, кто в парниках-теплицах, кто в кустах смородины-крыжовника-малины. А любители всякого дачного строительства к лету натащат целый воз (и маленькую тележку) всякой древесины в виде разноформатных досок и бруса, и потом все три месяца пилят-строгают-рубят, и выпекают к осени беседки-террасы и всякие летние кухни да бани. И потому на чтение, которое отнюдь не перестало быть любимым занятием, времени остаётся гулькин нос. Попробуй в этот гулькин нос помести книгу солидную — либо дело бросать надо, либо книгу откладывать. А тут — лепота, читай себе все отведённые на чтение полчаса, развалясь в свежеизготовленном шезлонге или покачиваясь в сетке гамака…
Эх, однако вот у меня как раз не совпало, книга попала в руки только в начале сентября (который по температурно-погодным показателям оказался гораздо ближе к середине октября), и потому пришлось свернуть все шезлонги и гамаки и читать, скромно сидя на кухонном табурете.
Поскольку летнего отдыха как такового у меня (традиционно не беру отпуска) не было, а было только то, что написано в первом абзаце этого дополнения, то фотку с упущенными возможностями чтения этой книги могу приложить только спи… сты… ска… в общем, интернетскую