3 Нам нужно поговорить о Соне

Очередная книга Павла Басинского о Льве Николаевиче Толстом – отличный пример коммерческого загула. Начиная с фривольного названия «Соня, уйди!», которое как бы цитата из самого гения, но подходит для очередного выпуска скандалёзного ток-шоу в прайм-тайм. И вторая часть названия «взгляд мужчины и женщины» тоже никак аллюзия на популярные посиделки в телестудии? «Роман-диалог» вроде бы должен приблизить всё это к условной академичности. А в результате мешанина интенций, этоса и пафоса двух участников беседы, коим является текст.

Басинский в самом начале интенсивно открещивается от того, что его книга «Лев Толстой: бегство из рая» не апология Софьи Андреевны Толстой. Но как бы он ни старался защититься, все симпатии читателей именно на стороне супруги Толстой, которая пережила глубочайшую травму от жизни с гением. Для того, чтобы отстоять свою позицию таки прокурора Софьи Андреевны, писатель пригласил в соавторы адвоката Екатерину Барбанягу, чье имя издатели скромным образом вынесли на заднюю сторону обложки. Но книга с таким названием вновь оказалась посвящена Льву Николаевичу и изгнанию беса, имя которому Соня. Мол, большая личность была Соня Берс, но не принесла ли она вреда гению больше, чем пользы? На вреде настаивает Басинский, защищает Барбаняга. Поначалу это даже интересно. Тем более, что биографо-хронологический принцип постоянно сбивается на психологический, рождая внутреннюю драматургию беседы. Но через какое-то время утомляет, потому что авторы наворачивают круги на воде, растворяющиеся в неоднозначности человеческой психики, фантазировании о мотивах поступков, влезанием по самое голенище в интимную жизнь людей. В какой-то момент становится неловко, особенно когда стиль общения сбивается на журнально-развлекательный.

Павел Басинский гораздо проницательнее и сильнее в документальном материале своей визави, а поскольку обладает литературным даром, то и ведет свою упрямую линию, время от времени загоняя Екатерину Барбанягу в угол. В женской позиции подкупает тоже блестящее знание первоисточников и менее восторженная позиция по отношению к героям. Она эмоционально трезвее, хоть и не может доказать, что Софья Андреевна достойная отдельной книги, а не расширенного послесловия к трудам о Льве Николаевиче. Но что интересного и не очень полезного делают оба автора – они включают читателя в модернизацию представлений о бытовой культуре более чем столетней давности, заставляя их вынести свой вердикт историческим личностям. Простите, но местами это скатывается в анахронистическую болтовню, вызывающую не то что скептицизм, а даже отторжение. При этом оба автора прекрасно могли бы обойтись без этих массмедийных заигрываний, сохраняя интеллектуальную гигиену.

В итоге самым интересным чтением остаются приложения. Два фрагмента авторства самой Софья Андреевны Толстой посвящены двум драматическим событиям. «Моя поездка в Петербург» рассказывает о визите к царю и просьбе дозволить печатать злополучную «Крейцерову сонату». Читатель уже погружен в контекст этой истории и научен не доверять Софье Андреевне. Но невозможно не проникнуться самостоятельным публицистическим даром и предельной откровенностью, с которой она описывает каждого встреченного человека. Ее собственные переживания как бы отходят на второй план, Софья Андреевна как сжатая пружина старается зафиксировать этот момент для вечности, хоть и понимает, что она центр всего. То же и в «Смерти Ванечки». Этот текст вообще невозможно читать, чтобы в тебе что-то не порвалось навсегда. И дело не в том, что из младшего ребёнка Толстых сотворили мифологический образ. Перерождает сознание то, как мать приняла уход любимого сына, оставив читателям невероятный по силе катарсис. Далее следуют два очерка – Власа Дорошевича «Софья Андреевна» и Максима Горького «О С.А. Толстой». Первый написан по свежим следам смерти Толстого, второй – рефлексия спустя значительное время. Но оба писателя, голоса своей эпохи, в узнаваемых литературных манерах проявили потрясающую галантность по отношению к женщине, которую до этого два не менее даровитых и интеллектуальных автора распинали буквально по каждому дню жизни.