4.5

сперва эта книга совсем мне не понравилась — больно уж нарочито странно она написана. безвкусно. но поскольку текст недлинный, я преодолела себя и продолжила читать — и в итоге меня затянуло, а впечатления остались отличные.

СЮЖЕТ
...не слишком важен, но в двух словах: Лёня Одинцов переживает клиническую смерть, и в момент её получает экскурсию по всему мирозданию, от Ада до Рая. но не умирает, потому что, оказывается, он «другой» — человек, чьей душе нет места нигде во всём мироздании. воскреснув в больнице, он так и не приходит в себя, постепенно истончаясь и отдаляясь от мира. а его жена и друзья устраивают нечто вроде паранормального расследования, пытаясь вернуть Лёню в мир и найти его таинственного спутника из поезда, что катал по мирозданию.

КОСМОГОНИЯ
мироустройство книги отталкивается от смутного христианства, но не следует ему в точности — как, впрочем, и подобает русской метафизике. (Мамлеев сам был метафизиком и эзотериком, но прочитать его философские труды руки пока не дошли, поэтому я не знаю, придуман ли тонкий мир «Другого» специально для книги или повторяет повседневные представления автора.)

вот какие остановки проезжает поезд в начале книги:
- Преисподняя;
- Ад ничтожных душ;
- Рассеянные во Вселенной (это где души растаскивает между звёздами);
- Обители (из коих описана одна, обитель «Ожидание», где ты остаёшься человеком и ждёшь, пока твоя душа осознает себя; в общем, это низший Рай);
- и абсолют, который так не называется, потому что его нельзя назвать словами.

космогония одновременно отчётливо христианская — но завораживающая именно своей индивидуальной спецификой. такие же неоднозначные отношения с христианством сквозят и в остальной книге: герои молятся, но избегают называть Христа прямо; Сатану — тоже, вместо этого его зовут просто «князем»; есть чёткое понятие греха, но грешишь ты скорее перед своим «я», чем перед Богом, а ключевая духовная доминанта — не столько Бог, сколько бессмертие души, к которой вполне можно обращаться и посредством восточных практик.

ну а больше всего мне понравилось, что человеческий мир в «Другом» часто называют «бред». это не термин, но и не оценочное суждение. просто факт. «он вернулся в бред» тут означает «вернулся в человеческий мир». выразительно.

РЕЗИНОВОЕ ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ
самым, однако, интересным аспектом книги мне показалась структура повествования. оно всё пронизано странной сонной логикой — во многом благодаря тому, что пространство и время его ведут себя как во сне или как на картине какого-нибудь Марка Шагала, Пикассо или других авторов, не уважавших реалистичные пропорции.

посреди диалога героиня «так удивилась, что отпрыгнула в дальний угол комнаты», после чего собеседница её теряет из поля зрения — но вскоре находит, и диалог продолжается. масштаб объектов не пытается быть реалистичным (найденный героиней дневник другой героини занимает лишь полторы страницы), время действия — тоже. собственно, маркеров времени часто вовсе нет, как будто течение его невозможно измерить, и длинная сцена укладывается в одну фразу, а короткий эпизод может растянуться на несколько страниц. а когда эти маркеры есть, они порой не по масштабу («шёл двадцать первый век»).

так же нарушается и сама логика повествования. авторский голос вклинивается в действие в скобках в самые неожиданные моменты, сообщая нам вроде бы не к месту, как дразнили героя в школе или какого цвета одежду любила героиня. а иногда и вовсе исправляет у себя неточные формулировки каким-то почти школьничьим тоном (ну, знаете, как когда непонятно, к чему относится местоимение). поломана и структурная логика повествования, неожиданно выделяющая нескольких совершенно побочных персонажей и эпизодических сцен в отдельные небольшие линии, вроде бы никак особо не связанные с главной.

странную логику являют и сами герои. кличка Тараса Ротова — «рот Истины», притом что он, играя в тексте не последнюю сюжетную роль, ртом Истины в нём не выступает ни в каком смысле.

благодаря всем этим постоянным нестыковкам текст как будто мерцает, будто он резиновый и пляшет. знаете, как в мультике «Потец». мерцает сам мир действия. это и логично — мы же находимся в бреду, да и тонкие миры, к которым приходится обращаться за помощью и куда так или иначе стремятся многие герои, не статичны, они неуловимы.

итоговый эффект — крайне интересный. пошлое сравнение, но вынуждена признать, что мне эта книга показалась лучшей возможной новеллизацией картин Линча, у которого тоже ужас может принимать форму розетки, убийство быть гигантскими ножницами, а рука иметь форму танцующего карлика.

***
а ползвезды я сняла за социальное лицемерие. мне было очень интересно почитать, какими глазами смотрит столь необычный художник и автор на нулевые, и я принимаю его позицию, но в конечном итоге книга перебирает с нытьём о том, что духовность потеряна, а искусство распродано. и опять же, ладно бы он просто так думал — но читать это от автора, который весь поздний период СССР прожил в успешной эмиграции, а печататься в России стал только в эти самые бездуховные девяностые, неприятно.