5

В нем есть что-то особенное – он как будто немного святой. Но полный мудак.

Один из немногих романов Улицкой, в котором ГГ - мужчина, правда, наделенный в определенной степени женскими качествами и чертами характера, и именуемый исключительно уменьшительным Шуриком. Этакая современная чеховская Душечка, сменившая пол.
И хотя обманчивая завязка создает иллюзию того, что «Шурик» – очередной роман в коронном жанре автора: объемно-терпкой и тягуче-неторопливой семейной саги с родовым гнездом, роковой любовью или семейной тайной, гениальными интеллигентами или недооцененными бриллиантами в пыли. Но в самый разгар интриги – есть и любовь, и гнездо, и младенец Шурик - все идет наперекосяк, да еще и с издевкой: на пороге долгожданной счастливой жизни отец новорожденного погибает по глупости. Так смогут ли две высокоинтеллигентные женщины воспитать настоящего мужчину по формуле "спорт, мужские развлечения и никакого сюсюкания"?!
Воспитанный практичной бабушкой и сентиментальной мамой, хороший мальчик Шурик, бабушкина гордость - мамина радость, с детства приученный всем угождать и никому не перечить, удивительно способен к иностранным языкам и сопереживательному отношению ко всем женщинам, проявляющемуся в его полной безотказности сексуально удовлетворять всех страждущих дам.
Причем его альковная анфилада способна вызвать дрожь: пожилая начальница-вамп, инвалид, эпилептичка, карлица, алкоголичка, душевнобольная, беременная от другого - целый “каталог” вариаций эроса (и практически вся эта галерея вызывает очень неприятные чувства). Порой одновременно, но всем и всегда ответственный Шурик с бесстрастностью автомата успевает услужить по «мелочам» — и в быту, и в постели. Ну чем не Манон Леско с душой Сонечки Мармеладовой в мужском обличье?!
Роман - своеобразная энциклопедия советского секса, которого не было в беззаботных 70-х, - во времена “отказников”, экзаменов по истории КПСС, интернациональной дружбы, дефицита продуктов, Железного Занавеса и “Голубого огонька”.
Улицкая прослеживает жизнь Шурика от рождения до момента его 30-летия: ему так и не удается построить собственную жизнь, завести друзей, семью и детей, ведь решительно все, что происходит в его жизни, решают за него другие люди либо обстоятельства, а в перспективе - более скучное и безрадостное будущее.
Восторг от потрясающей воображение реконструкции застойных 70-х, от определения парадоксально-закономерного явления психопатологии и, конечно же, от искромётно-ироничного языка Людмилы Евгеньевны.