1

Наверное, стоит признать, что я где-то даже благодарен авторам подобным этому… человеку. Чему учат нас их книги? Вот лично меня — спокойствию и смирению. В том смысле, что вечность назад (каким же я был наивным! каким искренним!) я на полном серьёзе считал: «Хуже Фредерика Тристана в моей жизни ничего не будет». Будет ещё как! — и «К последнему городу» гранитный тому памятник. Ведь если тристановы «Загадки» при (большом) желании всё-таки можно воспринять как трэш (а уж в том, что все эти «Ах, как мне хочется их искусить» без смеха читать невозможно, сомнений нет никаких), то в размазне Таброна я даже, признаться, теряюсь, настолько она ниже единицы.
Вообще, говоря о внутреннем стержне этого, если можно так выразиться, произведения, хочется заметить, что загублено всё. То есть абсолютно. Собственно, сии писульки я мог бы порекомендовать даже не девам, любящим патетически заламывать руки от душещипательных моментов «книг произрастающих из блокнотов» (тут мне макулатурку бы эту и бросить, да зачем-то я к этому не привык), — коих я, кстати, в романе не нашёл, но это, конечно, я, т.к. дальше следует известная поговорка, которая, с вашего позволения, озвучена не будет, ибо sapienti sat, — а начинающим демиургам. Право, друзья мои, это ведь своего рода учебник «Как не надобно писать книги». У автора не получилось ничего из планируемого: ни психологического романа, ни приключенческого, ни созерцательного, ни философского. Такое бывает редко, не всем удаётся, хотя многие (глупцы, тщетны надежды ваши!) прилагают поистине титанические усилия.
Описания героев, их внутреннего мира — всё настолько картонно и неестественно, настолько серо и беспросветно, что я просто вынужден ещё раз порекомендовать роман в качестве пособия. Смотрите сами:

Её тяга к исследованиям — тяга, которая стала не более чем хобби после рождения прекрасного сына — сильно отличалась от увлечений Роберта.
— Сейчас я работаю консультантом, и у меня чудесная жена.

Тут сказать «плохо» — не сказать ничего. Можно, впрочем, добавить что-нибудь о самой прогрессивной части человечества,

Самая великая сельскохозяйственная империя в мире.

рассказать пару-тройку анекдотов о Никите Сергеиче дорогом (благо, очень в тему), и мысленно пожать руку уважаемому господину Таброну за потрясающую смелость. Нет, как вы не знаю — лично я не осмелился бы потчевать читателя таким безликим убожеством, как «Город».
Единственным (и неоспоримым!) достоинством романа является следующее:

Я родился недалеко от Трухильо… города конкистадоров. Отец назвал меня Франциско в честь главного конкистатодора Писарро.

Возможно — это уже старания переводчика, однако надеюсь, что «конкистадоров… главный конкистадор» всё-таки вышел именно из-под авторского пера, вместе с этим многослойным и полным недосказанной глубины троеточием. Я, как вы знаете, к такого рода заявлениям трепетную нежность испытываю. Пусть «конкистадоров конкистадор» не переплюнул высказывание одного совершенного гениального молодого человека «перестать стать», однако достойное место в моей коллекции высказываний замечательных людей сие займёт определённо, за что автору, конечно, земной поклон.
Итак, в очередной раз мне остаётся лишь посетовать на то, что кол на Лайвлибе — предел возможного.