Больше рецензий
26 июня 2022 г. 13:43
577
5
РецензияЯ не знаю, что написать...
Это не первая и, наверное, даже не двадцать первая прочитанная мною книга о концлагере, но она будет одной из самых запоминающихся. Не потому, что здесь говорится "что-то новое" об Освенциме или Бухенвальде, наоборот, Имре Кертес жалеет читателя и довольно скуп на описания жестокости и человеческих страданий, вполне отдавая себе отчет, что бы ни было написано в книге, ужас читателя не идет ни в какое сравнение с кошмаром участника событий. Нет, больше всего в книге Имре Кертеса поражает внутренняя сила героя в принятии своей судьбы. В гораздо более мирных и благополучных ситуациях людям свойственно жаловаться на судьбу, винить посторонних в своих неудачах, сетовать на невезение, силу обстоятельств, на то, что они родились не в той стране, не в той семье или в неправильное время. Или, действительно пережив экстремальную ситуацию, долго и настойчиво лелеять посттравматический синдром. Но герой Имре Кертеса смотрит на свою жизнь совсем иначе, формулируя в финале книги собственную концепцию философии жизни.
ожидание, таким образом, составляет где-то десять—двадцать минут; за это время ты подходишь к точке, где решается: сразу ли
газ, или пока что есть еще шансы. Ну, а очередь между тем движется, очередь все приближается, и каждый делает шаг, поменьше или побольше, в соответствии с требованием скорости действия.
Наступила недолгая тишина, которую нарушила лишь тетя Флейшман: она взяла у меня пустую тарелку и унесла ее; больше она не возвращалась.
А старики, Штейнер и Флейшман, спросили: при чем тут это и что я этим хочу сказать? Я ответил: да ничего особенного, просто не все сводится к тому, что что-то «приходит»: мы сами тоже делаем шаги. Это только теперь все видится законченным, готовым, непоправимым, окончательным, невероятно стремительным и ужасающе смутным, таким, каким «пришло»: оно выглядит таким только теперь, задним числом, если мы оглядываемся назад и видим его вроде как с изнанки. Ну и, конечно, если знаем судьбу наперед. Тогда и в самом деле можно принимать в расчет только течение времени. Какой-нибудь дурацкий поцелуй, например, это такая же необходимость, как, скажем, проведенный в бездеятельности день в таможне или газовые камеры. Вот только назад смотри или вперед – и то, и другое взгляд неправильный, рассуждал я. В конце концов, иной раз и двадцать минут, даже если их брать сами по себе, довольно большое время. Ведь каждая минута начинается, продолжается, потом заканчивается – прежде чем начнется следующая. «Так что, – сказал я, – давайте-ка подумаем: каждая такая минута могла бы, собственно, принести что– то новое. На самом деле – не принесла, само собой, но ведь все-таки нельзя не признать, что могла бы принести; в конечном счете в каждую такую минуту могло бы произойти и что-то другое, не то, что в действительности произошло: и в Освенциме, и точно так же, пускай, предположим, дома, когда мы прощались с отцом».
Такое трезвое и осознанное восприятие жизни вызывает уважение. Когда человек не сетует на ужас прошлого и не беспокоится о будущих неудачах, смотрит на жизнь как на данную реальную ситуацию и возможности, которые в ней содержатся. Без осуждения, без оценки...
KillWish, тур 9