5 Дисциплина и борьба с собственными демонами

В книге собраны истории 160 выдающихся людей: как они находили время для творчества, как был организован их день.

Можно выявить некий общий паттерн. Большинство описанных встают рано, выпивают чашку кофе и сразу же принимаются за дело. Было любопытно узнать, что немногие работают целый день: в основном два-три часа (а кто-то и 30 минут!). Думается, все, кто знаком с литературной работой, кто занимается этим ремеслом ежедневно, согласится со мной в том, что за три часа в день возможно произвести всё, что нужно. (Энтони Троллоп).

Вечером же — или совсем небольшая порция работы или коктейли, бары, долгие прогулки, встречи с друзьями, чтение, прослушивание музыки, просмотр фильмов.

Вывод: пусть мало, но регулярно. Несмотря на то, что большую часть времени занимали дела, не связанные с творчеством, почти все гении соблюдали строгую дисциплину, каждый день принуждая себя к работе. Произведения появлялись в труде, не были случайностью или искрой вдохновения. Садишься и делаешь.

Не все обожали свой творческий процесс. Часто он был мучителен. Когда выражение не складывается, когда, исписав столько страниц, обнаруживаю, что нет ни одной готовой фразы, я падаю на диван и лежу там, отупев от безнадёжной тоски. (Флобер)

Проблемы у гениев были те же, что и у нас. Нужно было крутиться для заработка, отсекать лишнее, искать укромный уголок. Все пытались как-то обеспечить себе условия, в которых они могли бы работать. В предисловии автор книги называет это «собственным зыбким и нестабильным компромиссом».

Кое-кто нуждался в постоянном допинге. Амфетамины, литры кофе и чая, сигареты, сладости, звонки близким... Кстати, у многих был человек, который поддерживал их на плаву: напоминал поесть или поспать, будил утром, утихомиривал соседей, мешающих работать, помогал вносить правки или вовсе навсегда отказывался от собственных творческих амбиций.

В деталях рецепты у всех были свои. Главное одно: сделай что угодно, чтобы криво-косо, но работало, и продолжай, продолжай. Сжать зубы и делать по одному шажку за раз. (Томас Манн)

А эти места меня особенно впечатлили:

Маркс никогда не работал на жалованье. «Не позволю буржуазному обществу превратить меня в машину для зарабатывания денег», — писал он в 1859 году. На самом деле он пытался получить работу на железной дороге, но неразборчивый почерк оказался непреодолимым препятствием. Содержал Маркса его друг и сотрудник Фридрих Энгельс, запуская руку в кассу текстильного завода своего отца, и любые суммы Маркс, неэкономный экономист, тут же просаживал.

Образы ночной жизни в Париже принесли Анри де Тулуз-Лотреку славу, но подорвали здоровье: он много пил и мало спал... Аперитивы служили лишь вступлением к ужину с обильными возлияниями и к очередной пьяной ночи. «К 40 годам я выжгу себя дотла», — говорил Тулуз-Лотрек, но слегка не рассчитал: скончался в 36 лет.

Джейн Остин никогда не жила одна, и в её повседневной жизни не было возможности уединиться. Не стал исключением в этом смысле и её последний приют, коттедж в английской деревушке Чотон: Джейн жила там с матерью, сестрой, близкой подругой и тремя слугами. Остин работала в семейной гостиной, она не желала, чтобы о её занятиях стало известно гостям или слугам или кому-либо за пределами семейного круга. Писала она на маленьких бумажных клочках, которые легко было тут же убрать или прикрыть листом промокательной бумаги.

Семнадцатилетнему племяннику, отказавшемуся от сигареты, Фрейд наставительно сказал: «Мой мальчик, курение — одно из величайших и причём дешёвых удовольствий в этой жизни, и если ты решил отказаться от курения, мне тебя жаль».

«Человек, который нуждается в отдыхе и продолжает работать вопреки усталости, попросту глуп», — заявлял Юнг.

В 1968 году на вопрос интервьюера, можно ли его назвать приверженцем графика «с девяти до пяти», Грэм Грин отвечал: «Господи, скорее уж с десяти до четверти одиннадцатого».

В большинстве профессий имеется начало, середина и конец каждого дела, а в писательстве — всегда только начало. (Филипп Рот)