4.5 Графиня изменившимся лицом бежит пруду

Мы все время говорим, что Лев Толстой написал то-то и то-то, но какая доля труда, была вложена во все это его женой?

Я всю жизнь была убеждена, что ильфо-петровский, мем про графиню, бегущую лицом, означает утрированную драму в стиле немого кино, где на мертвенно-белом лице черные круги глаз, героиня заламывает руки, красиво изгибает стан, лишается чувств, а потом вот это вот все. И не знала, что это фрагмент подлинной телеграммы журналиста Н.Е.Эфроса в газету "Речь" от 28 октября 1910 года - дня, когда Лев Толстой тайно ушел из Ясной поляны Соавторы возможно читали брошюру "Смерть Толстого", где текст телеграммы приведен полностью, запомнили кусочек про графиню и пруд, после вложили в уста Остапа.

В реальных событиях, предшествовавших телеграмме, ничего смешного. Если выбирать между жанрами античного театра, здесь не комедия, а трагедия. Речь о попытке самоубийства Софьи Андреевны, которая нашла записку, оставленную графом. Записку что подвела итог сорока восьми годам брака, в котором была мужу верной женой и преданной соратницей, заботилась о нем, как ни об одном из детей, коих родила тринадцать, пятерых похоронив в раннем детстве. И вот, на седьмом десятке оставлена им и лишена наследства, дети отвернулись от нее, на сердце свинцовая тяжесть, жить незачем и хочется одного - покончить с этой мукой.

Утопиться графине не дали, спасли. Уход Льва Николаевича стал роковым для него: в поезде простудился, простуда перешла в воспаление легких и, спустя неделю умер на станции Астапово. Уходил, потому что не мог жить с ней. Без нее не смог жить. Не "Ромео и Джульетта", не "Филемон и Бавкида", а история несчастной по-своему семьи. Прежде счастливой, хотя и не похожей, вопреки началу великого романа, ни на какую другую. Счастливые семьи, знаете ли, тоже счастливы всякая по-своему. В этой счастье цвело, лелеемое ею, пока не вмешались обстоятельства неодолимой силы. Духовные искания Глыбы, матерого человечища не по силам оказались любящей женщине.

Все мы довольно много знаем о Льве Толстом и почти ничего, кроме того, что быть женой гения тяжкий крест - о ней. Говорят, что довольно долго бытовало мнение о корыстной истеричке, доставшейся в жены святому человеку. Мне с такой оценкой Софьи Андреевны спознаться не пришлось. Говоря о ней, вспоминали переписанную вручную не то восемь, не то двенадцать раз "Войну и мир"! Тринадцать детей - это ж сколько ей, бедненькой, приходилось родами мучиться, а сколько беременной ходить! Обязательным номером программы шло толстовское распутство, которое графине приходилось терпеть.

О последнем: "Неправда, - говорит лучший биограф Толстого Павел Басинский, и я ему верю, - Это был брак, в котором ни один из супругов никогда не изменил другому". Откуда такая уверенность? Есть основания, то было уникальное супружество, совершенно прозрачное. в котором муж и жена писали друг другу длинные письма, вели дневники, после дневники вели дети, жизнь семьи протекала на глазах друзей и знакомых, но главное - не таков был Толстой. А как же добрачный дневник? Это, впрямь, было чудовищной глупостью, дать цветику лазоревому, нежной невесте, прочесть историю своих похотей. Но таким уж он был, бескомпромиссно честным, даже там, где лучше бы промолчать.

"Соня, уйди" Не биография Софьи Андреевны Толстой, скорее живой разговор о том, какой была женщина, без которой у нас не было бы такого великого писателя каким мы его знаем сейчас. "Анна Каренина" потеряла бы немыслимо обаятельную сцену сватовства Левина к Китти Щербацкой (помните. с буквами?). Да и всей линии Левин-Китти, этой гармоничной антитезы разрушительным страстям Анны-Вронского не было бы, потому что она вся про Л.Н и Сонечку Берс

Наташа Ростова тоже не была бы той, которую любим в "Войне и Мире". Детали жизни и домашнего быта Ростовых перекочевали в роман из повести "Наташа", которую Соня Берс написала подростком. Да и само имя, как вы можете видеть. Что, тоже писала прозу? Да, и пусть ставить сочинения Софьи Андреевны рядом с книгами графа было бы смешно, но ее дневник совершенно предвосхитил исповедальную женскую прозу конца двадцатого века и совсем современный автофикшн. Без преувеличений, некоторые страницы читаются как триллер, а над другими обливаешься слезами.

Умная, сильная, храбрая, деловая, по-матерински заботливая, бешено ревнивая, нежная и отчаянно нуждавшаяся в ответной нежности, она взвалила на себя воз забот о семье, доме, поместье, детях и безропотно тащила, будучи перманентно беременной. Я знаете, представляла дом в Ясной поляне подобием дворца, с колоннами у входа, высоченными потолками, огромными залами и анфиладой комнат. На самом деле господский дом не маленький и двухэтажный, но для семьи из десяти человек тесноват, а бывали ведь еще гости, жила прислуга, и ни о какой роскоши речь, совершенно точно, не шла. Аскет граф, представьте. писал свои романы, сидя на детском стульчике, обеспечивая минимальную дистанцию между глазами и листом бумаги, он был сильно близорук, а очков не любил.

Образ этой удивительной женщины, живой и противоречивый, удалось воссоздать не в последнюю очередь благодаря соавторству, в котором Екатерина Барбаняга выступила носительницей женского взгляда на происходящее. Книга выстроена как диалог, тонкие точные умные реплики Кати идеально дополняют картину. На редкость удачное сотрудничество, браво и спасибо!

ТГ Book Addict