3 "Шенгенское пространство в литературе"

В последней четверти XIX века во Франции появилось новое направление в живописи – «пуантилизм» (дивизионизм). Зародившееся в рамках неоимпрессионизма, направление представляло собой кропотливое нанесение отдельных цветовых мазков краски на холст, точечно, математически выверенно, раздельно, одинаковой формы, с использованием одинаковой техники. Стоя вплотную к такой картине, человек не мог понять, что перед ним, он попросту не видел, не мог разобраться в этом цветовом пятне, и только отходя от изображения шаг за шагом все дальше и дальше, можно было увидеть, как эти разрозненные фрагменты складываются в единую картину. Поражающую воображение. Словно сквозь рябь на воде. Словно победа над хаосом повседневности. Словно надежда на всеобщий смысл. Красота великого замысла и тайной гармонии. Явное и скрытое.

Книга румынского писателя, журналиста, эмигранта, о городе, о котором он мечтал и прожил много лет. Матей Вишнек «Синдром паники в городе огней». Литература в стиле пуантилизм. Отдельные мазки, разрозненные части и общий замысел. "Шенгенское пространство в литературе"

На первый взгляд у книги «Синдром паники в городе огней» нет общего сюжета. Разрозненные истории, чередуют друг друга, прошлое перемешивается с настоящим, новые герои, неизвестные персонажи, повествование от первого лица. Это больше похоже на сборник рассказов, чем на роман. Но потом некоторые герои возвращаются, некоторых уже начинаешь узнавать в лицо, и тогда становится очевидно, что общий замысел в этом калейдоскопе историй все же есть. Париж и литература. Мсье Камбреленг, издатель, покровитель писателей и призрак издательского дела (потому что по итогу никто так и не видел ни одной изданной им книги) здесь главный герой, душа этого странного произведения. Это довольно странный, заносчивый, высокомерный и категоричный персонаж, но именно его высказывания я сохраняла себе в цитаты.

«Вас хлебом не корми, дай только бумагу марать, — грохотал все это время мсье Камбреленг. — Вы считаете, что вам есть что сказать. Нет чтобы просто попробовать быть счастливыми. Есть среди вас кто-нибудь, кто хотя бы на одну секунду подумал, что жизнь можно посвятить жизни, а не литературе? Покажите мне хотя бы одного человека, который сказал бы: «Я посвятил жизнь тому, чтобы жить».

Больше всего мне понравилась теория о том, у книг есть душа. Перед нами не просто бумажный прямоугольник с набранным текстом, в который писатель вложил свою душу. Нет, у самой по себе книги есть чувства, есть своя жизнь и смерть. Каждая книга нуждается в том, чтобы ее читали, и те книги которые годами никто не покупает, постепенно умирают на полках книжных магазинов. Кладбище книг… «Книги в наши дни умирают с поразительной скоростью. Впрочем, бывают и просто мертворожденные. Да, да, говорил нам мсье Камбреленг, книги смертны, вам надо свыкнуться с этой мыслью. Книги агонизируют, как если бы они были живые существа, на полках книжных магазинов. Сначала ждут, долго ждут, а потом начинают чахнуть, теряют силы, заболевают от ожидания, задыхаются, чувствуют, что их так никто и не откроет, что их так никто и не купит…». Потому-то одна из героинь романа, считает своим долгом спасать книги, продавщица книжного магазина каждую свободную минуту открывает то одну, то другую книгу, и читает из нее наугад страничку, абзац, или хотя бы несколько предложений. У каждой книги есть свой пульс, они кричат и вопят, они страдают, надеются, что их купят и прочтут… Никто не хочет умирать, тем более книги. Поэтому нужно срочно дать им надежду, прочесть хотя бы немного.

«Мсье Камбреленг время от времени покупал при мне какую-нибудь книгу, зачахшую, обессиленную ожиданием — мертвую. И объяснял:
— Это чтобы ее спасти»

Эта книга очень похожа на сборник каких-то заметок, упражнений в литературном мастерстве и личных воспоминаний. История от имени сапог и обуви вообще, дневник кошки (очень понравился! Я его прямо целиком скопировала, чтобы поделиться с подругой), история про человека, который очень любил новости (классно написано, особенно про иерархию новостей и про войну в целом, про слово "Родина". Цитировать, к сожалению, такое сейчас никак нельзя), рассказ о человеке, который по дороге домой обнаружил, что все его вещи кто-то выкинул из дома. Все это интересно само по себе, без привязки к сюжету (которая имеется с большой натяжкой). А еще Вишнек рассказывает о том, как он эмигрировал из Румынии, как он возвращался спустя время в родные места, как он впервые приехал в Париж. Эта книга – некое интеллектуальное пиршество, написанная прекрасным языком, постоянно удивляет своего читателя, предлагает неожиданные темы и сюжеты. И я искренне советую ее всем ценителям качественной современной прозы, с одной только оговоркой – вы в самом деле, должны быть готовы к литературным экспериментам. Буквально. Я лично оказалась не готова, у меня есть в голове барьеры, поэтому с Вишнеком я по-хорошему рассталась. Абсурдизм не моё категорически, но впечатление эта книга оставила самое положительное, несмотря ни на что.

В главе про фанатика новостей, автор пишет о том, какое действие на него оказывали сводки новостей. И хотя речь не о книгах, меня эта фраза зацепила. Мне кажется, что я, как герой Вишнека использую с этими же целями книги, во всяком случае за последние полгода точно. «Эффект транквилизатора. Информация помогала ему эвакуировать из себя боль и восстанавливать равновесие». Так классно сказано – эвакуировать боль. эффект транквилизатора. Я понимаю, о чем это.

Пуантилизм в литературе явление не новое, меня не покидало чувство, что похожие приемы где-то уже были, где-то мной встречались, но "Синдром паники" единственный в своем роде. Хотя бы благодаря содержанию, возможности посмотреть на мир глазами румынско-французского писателя, поэта, самого значительного, по мнению критиков, драматурга после Эжена Ионеско. И кстати, члена международного совета моей любимой "Иностранки".

Это рецензия из моего жж