4.5 Проблематика свержения богов

Понятия не имею, как эта книга вообще ко мне попала, но знакомство у нас вышло крайне занимательным.

Меня ввело в заблуждение название, ну и аннотация ещё, которая в моём издании составляла буквально две строчки, в которых было только что-то про ангельский бунт в 1914 году. Начиная читать, я ожидала чего-то мистико-драматичного в стиле, может быть, "Фауста", ну или хотя бы беллетристики вроде "Скорби Сатаны".

Что получила, описать сложно.
(Какое-то "вас обманули, вам продали гораздо лучше".)

"Восстание ангелов" - это такая социальная драма в сатирическом антураже чистой фантасмагории, и речь в ней вообще не про ангельский бунт, по крайней мере, не в теологическом понимании.
Никогда прежде мне не встречалось представления архангела, который живо рассуждает о классовой борьбе, и я до сих пор не могу определиться, это образ гениальный или безумный.

Всё здесь перевернуто с ног на голову: ангел-хранитель сбегает от своего человека, чтобы вершить революцию, потому что начитался захватывающих книжек в старой библиотеке, человек в свою очередь становится хранителем ангела, чтобы вернуть его на путь истинный, демоны превращаются в добрых богов, добрые боги - в закостенелых чудовищ, грехи и добродетели неотличимы.

В большей мере это роман о революции и её механизмах, о социальных изменениях, которые она приносит, и том, что последствия радикальных решений могут сломать больше, чем починить. Автор явно писал о французском обществе начала предыдущего века и идеях, которые в этом обществе яростно бурлили, и ангельский флёр - не более, чем иносказательное средство.
Такой роман мог родиться только в неспокойное время, которое царило тогда в мире, и он такой же неспокойный, как все двадцатые годы разом. Персонажи бурно творят глупости, рыдают и прощают, всё время куда-то бегут, поддаются порокам и тут же клянутся, что никогда больше, чтобы на следующий день заняться тем же самым. Действия очень много, персонажей тоже хватает, и выглядят они все, во-первых, колоритно, во-вторых, очень живо.
Хотя воспринимать их надо с поправкой на то, что сто лет назад в обществе были не только другие манеры, но и представления о прекрасном. Воспринимать того же Мориса всерьёз из нынешнего времени достаточно сложно, да и с ангельскими образами всё своеобразно.

Впрочем, после всех томов геймановского "Песочного человека" и "Люцифера" меня сложно чем-то удивить в альтернативных религиозных подходах, так что общая концепция гностицизма, которая ожидаемо тянет за собой превращение добра в зло и обратно, в романе меня ничем не смутила. Я с ней не согласна, но читать было всё равно увлекательно, а с учётом того, что книге больше ста лет, прямо свежо: автор бодренько натягивает демонов на даймониев и выпускает в свой прекрасный дивный мир. Наверное, пока это самое раннее использование религиозного синкретизма в художественной литературе, которое мне встретилось.

Интересно, что Франс явно очень тяготел к мифу о совершенной Древней Греции, эдак примерно треть романа посвящена тому, как там было хорошо и как великолепно развивалось человечество в эллинской колыбели. Опять же, не могу согласиться с этим возвышенным представлением, но для начала XX-ого века такое восхищение вполне понятно.

Весь роман закономерным образом выливается в финал - сюрреалистичный и красивый одновременно, и умещается он в нехитрую сентенцию, что борьбу с невежеством надо начинать с самих себя, а уже потом лезть свергать старых богов, чтобы не повторять их ошибок. Старую сказку о том, что убивший дракона сам становится драконом, автор завернул в несколько красивых слоёв дополнительных смыслов, но внутри она остаётся всё такой же простой.
И это роман не портит.

Читается очень легко, язык автора прекрасен, как рассвет. Ядовитым сарказмом он прошёлся по всему, что смог найти вокруг: по Республике, по империям, по анархистам, нигилистам и консерваторам, по полиции и преступникам, по военным и гражданским, по капиталистам, банкирам, финансистам и ювелирам, мужчинам и женщинам, высшему свету и рабочему классу, взрослым, детям и даже чёрному пуделю. И по тому, что найти не смог, но смог представить, включая райские сады, адские бездны, олимпийских богов и пробегавших мимо нимф.
Просто никто не ушёл обиженным.
Социальная критика - моё почтение, местами доводит читателя до гиеньего хохота. Причём, что характерно, немалая часть высказанных мыслей актуальна до сих пор и будет таковой примерно всегда.

Это было так странно и притягательно одновременно, что, возможно, я теперь и про пингвинов наконец прочитаю.