5 Спойлер "Мы все умираем. Никто из нас в действительности не воспринимает жизнь и не чувствует её всё время".

Кадзуо Исигуро создает просто волшебную прозу - лиричную, наполненную поэзией и красотой жизни. А еще в ней очень много одиночества, печали и тоски - тоски по несбывшимся мечтам, по невосполнимым потерям, по дорогим для сердца воспоминаниям…

Таким же духом проникнута и лирико-философская притча под названием “Не отпускай меня”. Несмотря на свой фантастический сюжет и антиутопическую сущность, это очень жизненный роман. Потому что сквозь призму фантастики очень хорошо просматривается основная канва повествования, которую писателю удалось так лаконично и содержательно выразить через заглавие романа.

Главные герои - Кэти, Рут и Томми - воспитанники детского приюта Хелвишем. Они не просто обычные маленькие дети, они - клоны, которых вырастили для донорства. Еще не достигнув 30-летнего возраста, каждый из них будет подвергаться запланированной выемке органов. И никто не знает, какая из них станет последней, но считается, что дожить до четвертой выемки - это замечательный результат.

Звучит ужасающе цинично и бесчеловечно, и это так и есть, ведь на самом деле клоны - такие же люди, как и все остальные, и ничем от них не отличаются. Они так же, как и все обыкновенные люди, любят, ненавидят, сожалеют, радуются и печалятся, страдают, ищут смысл жизни и боятся потерять своих любимых…

Поэтому, когда директор Хэлшема произносит эти слова:

Мы потому забирали ваши работы, что они, как мы надеялись, должны были выявить ваши души. Или, точнее говоря, доказать, что у вас есть души.

мы в таком же недоумении, как Томми и Рут, хмурим брови над абсурдностью подобных измышлений. Ведь читатель, который провел с главными героями столько страниц и разделил с ними их радости и горести, заглянул в изнанку их внутреннего мира, просто не может всерьез задаваться вопросом о наличии у них души!

Безусловно, одной из важнейших тем, затронутых Исигуро в романе, является этичность науки. И если кто-то сомневается в ее актуальности ныне, то предлагаю вспомнить о бесчеловечных врачебных экспериментов, проводимых немецкими учеными над узниками концентрационных лагерей. Разве это было так давно? Еще и столетия не прошло… А сколько подобных жертв науки знает история за всё время существования мира - страшно представить.

Кто-то возразит, что без экспериментов над людьми наука и медицина не смогли бы достичь такого высокого уровня развития, как сейчас. И это правда. Но любая жертва во имя науки или иного высшего идеала должна быть прежде всего абсолютно добровольной, каковой принцип был полностью отвергнут в случае с Рут, Томми, Кэти и миллионами других безымянных клонов.

Я видела стремительно возникающий новый мир. Да, более технологичный, да, более эффективный. Новые способы лечения старых болезней. Очень хорошо. Но мир при этом жесткий, безжалостный. И я видела девочку с зажмуренными глазами, прижимавшую к груди старый мир, более добрый, о котором она знала в глубине сердца, что он не может остаться, и она держала его, держала и просила не отпускать ее.

Но более глубокая и обширная тема для размышлений кроется всё-таки в заглавии романа. “Не отпускай меня” - поет голос Джуди Бриджуотер на старой музыкальной кассете, и голос 13-летней Кэти Ш. вторит ей: “Не отпускай меня”...

Что же на самом деле стоит за этим умоляющим призывом? Страх. Страх одиночества, страх смерти, страх перед жестокостью окружающего нас мира, страх перед болью, потерями и уготованными нам впереди неизвестными испытаниями. И иногда, чтобы справиться с этими страхом и болью, необходим кто-то рядом. Тот, кто не отпустит тебя до самого конца, в последнем отчаянном усилии стиснув объятия, так, как это сделала Кэти, после обрушившейся на них с Томми безжалостной правды.

И так мы стояли на вершине этого поля, казалось, целую вечность, ничего не говоря, только держась друг за друга, а ветер всё дул, и дул, и трепал нашу одежду, и на миг мне почудилось, что мы потому ухватились друг за друга, что иначе нас просто унесет этим ветром в темноту.

...Мне все чудится река, течение быстрое-быстрое. И двое в воде, ухватились друг за друга, держатся изо всех сил, не хотят отпускать — но в конце концов приходится, такое там течение. Их растаскивает, и все. Так вот и мы с тобой. Жалко, Кэт, ведь мы любили друг друга всю жизнь. Но получается, что до последнего быть вместе не можем.

Меня просто завораживает, насколько Исигуро искусен в передаче на бумаге мельчайших оттенков чувств, которые так трудно уловить в моменте и которые так трудно выразить словами. Мой самый любимый момент - это хрупкое и мимолетное счастье Кэти и Томми после долгожданного воссоединения, к которому примешивается легкая тень горечи от потерянного времени и грядущей разлуки…

Но даже в тот день наряду с ощущением, что это начало, переход к чему-то новому, было еще что-то, еще какое-то чувство. Я долго не хотела себе в этом признаваться и, даже когда призналась, старалась убедить себя, что это пройдет вместе с его разнообразными болями и недомоганиями. Я имею в виду вот что: уже в первый раз поведение Томми было слегка окрашено печалью – он словно бы говорил: «Да, мы делаем это сейчас, и я рад, что мы это делаем. Но очень жаль, что так поздно».

Так что ощущение явилось снова, как я ни старалась его отогнать, – что мы делаем все слишком поздно, что было время, но мы его упустили, – и в наших теперешних мыслях и планах я увидела что-то нелепое, даже предосудительное.

Так что, “Не отпускай меня”, так же как и “Остаток дня”, является своеобразным напутствием писателя жить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Чтобы яркие и драгоценные сердцу воспоминания были всегда с вами, даже когда того, кто не отпускал вас так долго, уже не будет рядом…

Я думала про мусор, про хлопающие пакеты на ветках, про "береговую линию" из всякой всячины, застрявшей в колючей проволоке, и, прикрыв глаза, представила себе, что сюда выброшено все потерянное мной, начиная с детства и теперь я стою как раз там, где нужно, и если терпеливо подождать, то на горизонте над полем появится фигурка, начнет постепенно расти, пока не окажется, что это Томми, и тогда он помашет мне, может быть, даже прокричит что-нибудь.