5 Не стреляйте в белых лебедей (рецензия adagio)

По вечерам  ̶н̶а̶д̶ ̶р̶е̶с̶т̶о̶р̶а̶н̶а̶м̶и̶, возле веранды, Врубель писал портрет своей красавицы-жены.
Пейзаж за плечами женщины был похож на трепетные крылья её задумчивой души: две берёзки шелестят на ветру, по небу плывут редкие облака и в темнеющей синеве неба, словно бы начинают шелестеть первые звёзды.
Есть пейзажи, удивительно похожие на замечтавшееся женское сердце..
(Я порой ловлю себя на мысли, смотря на осенний шелест синевы в листве — облетающая синева! — что это сокровенные и прекрасные мысли.. ну, вот этой девушки на скамейке в парке.
И мне становится так стыдно, что я подсмотрел интимные мысли незнакомки с каштановыми волосами, что я краснею, как клён надо мной.
Нет-нет, и посмотрю на девушку робко, и отведу взгляд, душу.
Мимо проходят другие девушки, парни.
Внимательно смотрю на них.. как охотник в засаде, на утку.
Нет, это не те.
Я вижу мечты и сны сердца, именно вот этой красивой женщины с каштановыми волосами.
Женщина замечает, что я смотрю на неё и робко улыбается мне.
А мне.. ещё больше стыдно.
Кленовый лист надо мной, похожий на сердце моё, затрепетал, сорвался и полетел.
Ах, как бы и я хотел за ним. Так бы и сорвался за ним, от стыда, с лавочки, и полетел..
Интересно.. куда бы я полетел?
Я ведь не умею летать. Точнее, я летаю так же, как и плаваю: в глубину, навсегда (я не умею плавать).
Полетел бы или на юг, или в сторону луны, или… к милым, смуглым ногам незнакомки моей.

Может об этом шелестят мечты женщины, её сердце? Чтобы я к ней полетел?
Не подошёл, а именно полетел..
Господи! какие же волшебные, чистые, светлые мысли у женщин! Не то что у нас, у мужчин..
Женщина снова мне улыбнулась и спрятала взор в синий томик Тургенева (Записки охотника).
Только в руках женщины, самая простая книга, может превратится в грациозный веер, за которым прячется её сердце, лунно выглядывая.
Если честно, я не знал что и думать. Думал, что всё контролирую. Что у меня чудом прорезалась сверхспособность, видеть в природе сны женского сердца..
Я думал.. что я охотник, тургеневский, замечтавшийся..
И вдруг, я сам уже под прицелом у женщины! Более того… я ранен! Влюблён!
Где это видано, чтобы на охотника охотились? Разве только в рассказе Тургенева… «Стучит».
По названию думал, что это романтический этюд о дятле. Ан нет, почти инфернальный, индуистский рассказ о стуке приближающихся колёс в темноте: колесница джаггернаута, самой души вселенной.. которую мы раним, сами не ведая того, убивая любовь на земле, как прекрасных птиц и райских зверей.

Вот, подул ветерок возле милых, тёмных ботиночек незнакомки моей.
Лужица улыбнулась синевой, и в ней отразилось что-то крылатое, лиловое..
Мои плечи словно обожгло дождём мурашек. Мне на миг показалось.. что женщина теперь видит мои самые интимные, сокровенные сны сердца!
Боже! Какой стыд!! Улететь, улететь с кленовым листом навсегда, на юга!
Женщина перевела взгляд с непоседливой лужицы, на меня, и улыбнулась.
Закрыла книгу.. встаёт, летит ко мне, боже! Да женщина ли это??).

Но я что-то отвлёкся.. вспомнив об удивительной женщине, с глазами, цвета крыла ласточки.
Так вот, Врубель по вечерам писал на веранде портрет своей жены.
Жене было скучно просто стоять на одном месте, словно нерешительная нимфа, прильнувшая к берёзке: гонится Пан..
Она попросила свою подругу что-нибудь почитать вслух.
Подруга стала читать рассказ Анатоля Франса — Святой Сатир.
Не помню точно, вроде потом читали Тургенева, Толстого..
Вечера длились. Нимфа стояла у берёзки..
Врубель был так зачарован рассказом о святом Сатире, что с его картиной.. стали происходить кафкианские превращения.
Когда он закончил портрет жены, она подошла к нему и с улыбкой сказала: милый, ну что, портрет получился? Хорошо вышло?
Ты.. почему отводишь взгляд? Я сделала что-то не так? Покажи, ну покажи мне, не прячь картину..
Врубель, с грацией преступника, показывающего последнюю улику, следователю, развернул картину и жена.. слегка вскрикнула. И улыбнулась.
На картине был чудесный летний вечер, шелестели берёзки на ветру, жёлтые рожки луны показались на горизонте..
На траве, возле берёзы, сидел.. старый Сатир, с седой бородкой Тургенева и добрым, почти детским выражением лица обиженного Толстого.
Никакой женщины не было. На первый взгляд…

К чему я это.. история написания Врубелем — Пана, напомнила мне Записки охотника.
Кажется, ну вот описывает Тургенев милую природу, звёздочки мигающие, птиц небесных... а словно и о женщине пишет.
Знаете, я иногда охочусь на ласточек: выйду на открытый балкон, прислонюсь к окну и замру, слившись с прозрачной синевой пейзажа и шумом листвы, и ласточка на миг спутает тебя с природой и подлетит так сладостно близко, на расстояние дыхания, и её карие крылышки — ах, цвета глаз моей возлюбленной! —  так трепетно и кротко замигают.. как глаза ребёнка, что вот-вот заплачет. И ты невольно плачешь сам, вжимаясь в заплечную синеву на окне, плачешь от красоты..
Жаль, что у Тургенева нет ласточек… да и кто в здравом уме охотится на ласточек? Хотя у Тургенева мелькнёт этот жуткий образ.
В утончённой Франции есть же изысканное блюдо.. из жареных жаворонков.
Господи, прости им, грешным.
И чего неймётся человеку? И вроде не голодает уже человек, а словно зачарованный зверь в них живёт, всё бродит по свету, воет на звёзды и красоту земную.. и  плачет, и ест её, милую, красоту.

Есть какая-то детская прелесть в том, что на полотнах Кватроченто, ангелов изображали.. с крыльями куропаток, лебедей, тетеревов.. на которых так любит охотится Тургенев.
Словно бы сама красота хочет сказать человеку: животные на земле — это живая память об утраченном рае. Это ангелы одичавшие, кроткие. Убивать их — грех.
Боже.. есть птицы, похожие на живые стихи; существа в океане, столь таинственные, что если бы мы высадились на далёкую, сиреневую планету, тоскуя по братьям (и сёстрам!) с далёких звёзд, то увидели бы именно таких милых существ, и на коленях припали бы к ним, с блаженной улыбкой.
А что на земле? Мы едим эту неземную красоту в ресторанах, с демократической улыбкой на устах, словно бы говорящей: какой к чёрту гуманизм? Зачем? Нам ведь так хорошо и сыто!
Пока мы исподтишка будем убивать красоту живую, мы столь же радостно и исподтишка будем допускать и войны и убийства людей, и вечной красоты в душах.

Тургенев, умирая в муках в своей постели, раскаялся, что убивал столько животных.
Просил прощения у них и прощался с ними (смотря в окно) так же трепетно, как Пушкин умирающий, с книгами на полочках: прощайте, милые друзья..
Быть может, комната Тургенева была наполнена в этот миг, кроткими призраками убитых им животных.
Слышался незримый шелест крыльев, похожий на шелест осеннего леса.
Шелест крыльев ангелов, светло смешивался с шелестом призрачных птиц: они провожали крылатую душу Тургенева, на небеса.

Да, читая книгу, спрашиваешь себя: ну Тургенев, ружьё мерцает в кустах, куропатки, звёзды, берёзки..
При чём тут женщины?
А женщины всегда, при чём.
Так и кажется, это не охотник с ружьём и щетиной.. а Амур с похмелья, с разбитым сердцем, бродит по лесу и ищет кого-то.
Вроде бы читаешь про охоту, про милую природу.. а на самом деле про женщину: и  вон тот листик дрогнул в сумерках, ни с того ни с сего, как женское сердце в любви; вон там, за деревом, в листве, мелькнуло роскошное женское платье, как на картинах Корреджо.. ах, нет, это крыло лесной и таинственной птицы!

И вдруг, как чудо.. посреди солнечных сумерек леса, появляется в синем платьице, девочка-подросток и робко смотрит.. то на Тургенева, то на удивлённого читателя.
Так в древности, птицы-сирины пели, манили в нездешнее, в лазурь.
А у Тургенева — женщина светит и тоже зовёт в неизведанное.
Женщины в Записках охотника почти нет. Так, словно ласточка промелькнёт…
Вот, зачарованный домик в лесу и колыбелька с ребёнком невесомо висит в сумерках воздуха.
В фильме Тарковского, женщина лежала в постели и приподнялась над ней.
Её любимый робко подошёл к ней, не веря глазам.. а женщина посмотрела на него с улыбкой и тихо сказала: просто я люблю тебя..
А здесь.. ребёночек в воздухе.
И разве так важно, что раньше «зыбки» подвешивали в воздухе? (ах.. какие пронзительные, до слёз, слова: наше счастье зыбко..).
Кажется, что ребёночек кричит: мама!, на своём языке, а мамы нет. Она убежала с проезжим помещиком.

Тургенев не пишет, как это было. Он просто описывает зачарованный домик, колыбельку в воздухе, одинокого лесника и ребёнка чуть постарше, что качает «зыбку», засыпая, так что кажется, сон качает ребёнка.
Лист упал за окном. Паутинка чеширски улыбнулась в уголке окна. Всё..
И ты, как зачарованный, сидишь на диване, хлопая глазами, оглядываясь на невидимую собаку на полу, возле невидимого куста. Рука тянется к невидимому ружью.. а берёт бокал с вином.
И незримый вопрос на устах: кто была эта женщина? Что было в её жизни? Какое незримое страдание, неувиденное мужем, что она бросила его с двумя детьми?
В глуши жила. С зверями, птицами небесными.. и душа её, нежная, тихо зарастала травой.
Это ведь.. экзистенциальный момент самоубийства: убежать в ночи, с первым встречным..

Есть в этом что-то древнегреческое: словно Пан похитил нимфу, но всё как-то в фотографическом негативе: женщину жизнь превратила в одинокое деревце, шелестящее болью и снами на ветру.
И вот, пришёл Пан.. охотник, поцеловал, расколдовал, и деревце вновь стало нимфой, душой и ветром.
А ребёночек, рождённый от ветра и нимфы, замер в воздухе, он тянет свои тонкие ручонки в сумерки и кричит: мама!
Грустно, что на Записки охотника не принято смотреть как на глубокую и новаторскую проработку древнегреческих мифов, трагедий.

Боже, а что за названия у рассказов! Да их просто гладить хочется и глупо улыбаться от счастья: Малиновая вода, Бежин Луг, Лебедянь, Свидание, Смерть, Касьян с красивой мечи..
Не названия, а..
Знаете, на Кавказе, листва удивительно осенится разными цветами, похожими на межзвёздные туманности: алые, жёлтые, зелёные, сиреневые и даже синеватые цвета.
Бывает, едешь по горной и тихой дороге, а прямо на ней, расставив руки и ноги, как нежные сумасшедшие, делающие «ангелов» на асфальте, лежат туристы и смотрят на волшебную листву, говорят сами с собой, фотографируют, и улыбаются, не то тебе, не то красоте мира
И ты на машине объезжаешь их осторожно и сам невольно любуешься с кроткой улыбкой, на просиявший, шелестящий кругом, космос.

Читая Тургенева, я поймал себя на странной мысли.
Есть рассказы — Бежин Луг, Ермолай и Мельничиха, Чертыпханов, Свидание: в них чистый катарсис, сама тайны женщины и красоты, даже если в них прямо и не говорится о женщине.
Если бы ангелы на небесах занимались любовью, то вместо оргазма, на земле нежно появлялись бы такие рассказы, или вот звёздочка над клёном блеснула бы ярче, или незнакомка на лавочке, с глазами, цвета крыла ласточки, улыбнулась бы мне ни с того ни с сего (или просто читая эту рецензию, улыбнулась мне).
У меня во время оргазма, немеет кончик язычка, впрочем, как и я ярчайшие моменты соприкосновения с прекрасным: музыка Дебюсси, стихи Шелли, шелест осеннего леса..  И вот, теперь и Тургенев туда же.
Так таинственно всё это..

В рассказе «Касьян с красивой мечи», есть просто изумительное место: хоть вырывай страницу из книги, беги в Лувр или в Эрмитаж и вешай на стену, рядом с «Ледой и лебедем» Корреджо и «Ночными кипарисами» Ван Гога.
Рассказ начинается в духе Бергмана, и это за 100 лет до Бергмана!
Рассказ-сон. Охотник заблудился в лесу и набрёл на зачарованное поселение, опустевшее.
На одном дворике, прямо на земле, распластавшись, словно только что с неба упал, лежит ребёнок.
Рядом, бесприютно пасётся листва, грустная лошадка, кошка..
Это не ребёнок, а карлик. Эдакий лесной и добрый гном.
Для него, экзистенциальная трагедия — охота и гибель животных.
Выстрел.. и он закрывает ладошками глаза и чуточку вскрикивает. Словно в него попали.
Милый, милый..

Это его дочку в синем платье, встретил в лесу Тургенев.
А матери.. снова нет. На этот раз она ушла не к другому: на небо ушла.
Любовь гнома, и земной девушки. Какая она?
Женское счастье, женская душа.. у Тургенева как-то мимолётны и трагичны, прекрасны, они рвутся в неведомое, в лазурь, как перелётные птицы, как шелест осенней листвы.
Словно женщина не от мира сего, она — живая память о чём-то нездешнем, чистом и вечном.
Причинить ей боль — всё равно что ранить небо. А мы охотимся на эту красоту, на любовь.. раним её, для развлечения.

Так вот, в рассказе есть дивное место, похожее на лермонтовское: В небесах, торжественно и чудно, спит земля, в сиянье голубом.. и звезда с звездою говорит..

А теперь у Тургенева:

Вдали, ближе к роще, глухо стучат топоры, и по временам, торжественно и тихо, словно клонясь и расширяя руки, спускалось кудрявое дерево..

Вижу смущённую улыбку читателя рецензии: и где здесь неземная красота?
Чувствую себя дурачком, который привёл читателя в лес, и замер с ним: стоим, смотрим как падает лист с клёна..
Читатель робко оглядывается по сторонам и мысленно думает: господи.. главное, чтобы не маньяк!
Всё дело в контексте. Если бы я вам показал чудесный носик моей любимой, вы бы тоже подумали бог знает что. Возможно, всё то же: господи.. ну точно, маньяк!
А вот если всё лицо любимой показал бы..
А всё просто: Тургенев, ночью, на заре, крадётся с "гномом" туда, где несчастная душа рубит дерево: ворует.
Дерево упало, словно звезда..
Понимаете? У Тургенева этого нет.. но читатель, особенно экзальтированный, как я, с разбитым сердцем (падающего как дерево), с бокалом вина — левой ногой прячу под диван одну из допитых бутылок, — понимает, что дерево упало, и вдруг, как чудо и улыбка любимой после сна, на небе просияли новые звёзды, совсем девственные, как при сотворении мира.
У Тургенева космос, нежно сведён на землю..

Так вот о чём я подумал, читая Записки охотника.
Есть рассказы в них.. вроде как лишние, без космоса: Бурмистр, Контора..
Мне сначала подумалось.. что некоторые рассказы не прошли испытания временем, устарели.
Но потом.. я налил себе ещё вина. И мир преобразился! И даже Тургенев мне улыбнулся! Милый..
Меня осенило: Записки охотника, похожи на прекрасный лес, в котором всё гармонично.
Это не хилый и причёсанный лесок, на заднем дворике где-то во Франции, Германии, нет, это настоящий русский лес.
И потому есть рассказы, похожие на.. пеньки, или старое, живописно поваленное дерево, как у Шишкина: вместо медвежонка на нём.. моё косматое сердце.
Перевожу с грустной улыбкой взгляд на свою голую, безволосую грудь.. а могла бы быть как у Тургенева: словно сердце вечерней травой заросло.. без любимой.

На такой «пенёк» хорошо присесть и отдохнуть, выпить вина.
Выпив вина на пеньке, меня ещё раз осенило.. как лесника на заре, что писает возле реки и камышей, смотря как восходит алое солнце.
Вы никогда не писали на заре у реки? Я бы экскурсии водил.. красота!
Бывает, даже руки расставишь в стороны от счастья, и крикнешь солнцу: эге гей! я люблю тебя, милое!
И солнце с того берега, женским голоском, с улыбкой ответит: доброе утро, Саша!

Так.. о чём это я. А,вот. Приглядевшись к иным рассказам.. не космическим, где зачем-то описывается скупой помещик, скупыми и скучными привычками, и помещица, добрая, милая.. почти никакая.
Но я пригляделся.. и меня осенило (чокаюсь с томиком Тургенева: за тебя, мой милый, и чтобы никогда не было охоты на земле, ни на животных, ни на человека, ни на любовь).
Тургенев описывает людей, словно бы лепя их из посверкивающего и тихого вещества четвёртого Дня творения, когда людей ещё не было.
Это.. ещё более обворожительно и таинственно, чем Превращение Кафки.
Давайте сознаемся. У каждого из нас есть друзья и знакомые — лоси, клёны, сирень, синички и дятлы, травка и дождик осенний. Друзья-гномы, друзья-русалки, милые пеньки..
Лично я, моё сердце — сирень на ветру.. и чуточку клён. Когда выпью или грущу —  эльф или зяблик.

Смотришь на обычного, глупого, местами доброго помещика.. таких людей и сейчас полно.
И думаешь: и что в нём интересного? Он сам себе не интересен. Зачем он мне? Космос! Космос подавай мне, Тургенев!
А потом.. допив бокал вина, понимаешь, утирая слёзы: всё в мире, космос. И этот помещик похож на одинокое, забытое дерево в сумерках леса, и эта милая помещица похожа на не то на акацию у церковки, не то на куропатку, тоскующую о чём-то своём на заре. Не то на звёздочку, паутинкой блеснувшей на небе..
И так хорошо делается от всего этого близкого космоса на сердце, и понимаешь, что нет плохих, хороших, скучных и глупых людей, а есть душа и космос, душа космоса..

Туз, фу! Отойди от зайца, не трогай!
Чёрт.. вино закончилось.
Ещё чуть-чуть, и меня осенило бы ещё больше. Бог знает до чего бы додумался. Может открыл бы тайну любви, или далёких звёзд, населённых таинственной жизнью.
Записки охотника хорошо бы в книжном продавать вместе с бутылочкой красного вина.
Эх.. хотел ещё о любви написать..
Ладно, «добью» мыслями о любимой. Любовь пьянит.

У Тургенева есть два пронзительных рассказа о любви. Почти сквозные, витражные — как в церкви стёкла, солнышком и небом играющие, как бесприютные ангелы.
Тема пения птиц, пения живой красоты на земле и любви, трагически и неземно вспыхивает в рассказе «Певцы» — словно ласточка залетела на миг в окно, поманив в небеса, и вылетела.. и словно кто-то незримый стреляет в песню, пение синевы.. И вот, Тургенев отводит рукой, намокший от дождя папоротник, словно крыло.. и видит простёртого в цветах, раненого ангела.
В «Уездном лекаре» описывается умирающая в постели молодая и красивая девушка.
Она ещё никого не любила, не узнала муку и сладость любви.
И вот, заехавший к семье доктор, простой, не особо красивый, но с чуткой душой, словно весь был освещён этой рвущейся из груди девушки, вместе с душой и жизнью  — любовью.
Женщина пропела песню любви, как птица.. и умерла.
И словно капля света с листвы, упала и на доктора, словно на грустную травку в теньке.
Словно кто не любил в этом грустном мире, тот и не жил.
Боже мой.. если жить без любви, страшно, то насколько страшней, умирать без любви?

Второй рассказ — «Живые мощи»
Здесь я залился слезами. Тоже, рассказ про раненую птицу-любовь.
Молодая и красивая девушка встретила свою любовь.
Он её любит, а она его. Разве это не рай?
Но вот, утром, дожидаясь его с охоты.. она вышла пораньше на крыльцо, на песнь жаворонка (символ тоски любовной, по чему-то небесному, чего не может дать земная любовь), оступилась и упала с крыльца.
И словно что-то в ней оборвалось. И в любви так бывает..
Девушку приковало к постели.
Она лежит в тёмном сарайчике на пасеке, в «цветах», и лишь ласточка порой к ней залетит, или богомолка зайдёт.
Это почти притча о ранимости любви на земле. Притча о том, что неизбывная, непрожитая любовь, словно в стихе Пушкина — Пророк, может вознести, приподнять душу над постелью и сломленностью жизни, к шелестящему космосу, словно влюблённую женщину в фильме Тарковского.

Сижу с синим томиком Тургенев и слёзы на глазах. На руках — блёстки краски от обложки раскрашенной: словно космос блестит на руках..
Думаю о любимой моей. Смотрю на каштановый столик из Орловской фабрики.
В тех местах охотился Тургенев. Быть может, этот столик, за которым я пишу свои рецензии и истории, (по старинке, ручкой, в тетради), потомок тех деревьев, что видели Тургенева, нашего русского Пана.
Смотрю на ладошку, в которой переливается космос..
Вспомнилось, как после тяжёлой аварии, я оказался прикован к постели.
В один миг, остановилась, распалась на части, вся моя жизнь.
Друзья, исчезли с каким-то чеширским изяществом, пусть и не сразу. Любимая ушла..
И я остался в совершенном одиночестве, как героиня Тургенева.
Дни, месяцы.. года, тянулись как в аду. Как заря в аду, что не может толком подняться.
Чудовищно однообразно.
Счастьем уже было, когда солнечный зайчик от открытой, стеклянной дверцы шкафчика, доверчиво запрыгивал ко мне на кровать.
Я его ждал, милого, как ангела: хоть какое-то разнообразие в жизни.
А потом в мою жизнь пришла любовь.. я летал. Мы летали. Но так вышло, что кто-то незримый, подстрелил её на лету. И уже мою жизнь словно парализовало. Всю.
И снова ад одиночества, без друзей и жизни.
Лишь изредка, на мою постель запрыгивает призрак солнечного зайчика: милое письмо от женщины, с глазами, цвета крыла ласточки.
Тургенев, милый.. любовь ведь творит чудеса, да? Для неё и смерти нет. Так неужели для неё такое уж сильное препятствие, земные преграды, похожие на поваленные деревья и овражки в лесу?