2.5

Для любого специалиста его профессия - это не просто сфера жизни, это некий определяющий момент его взаимоотношений с миром, тот фильтр информации, через который проходит вся информация извне и обратная трансляция человеком в мир.

И та информация, которую Всеволод Овчинников предоставляет мне как читателю этой книги, представляется неким издевательством или насмешкой прожженного журналиста над наивным дурачком-читателем.

Понятно, что книги известного журналиста-международника вызывали в свое время фурор: страна получила очередную небольшую возможность подсмотреть из-за железного занавеса, точно золушка на бал, куда был приглашен весь свет.
Но эти "мемуары" (?) были написаны гораздо позже, в эру интернета, а в них все также прослеживается тональность статей советской газеты "Правда", ангажированность автора, его самолюбование и чувство превосходства над обычными людьми, полное неверие, что у читателя могут быть какие-то познания в поднятых темах.

Большинство информации, которую Овчинников преподносит, как что-то неизведанное и необычное, давным давно является общеизвестным информационным минимумом для людей, интересующихся странами, о которых пишет журналист. Но Овчинников в раже от своих прошлых работ продолжает сыпать банальностями напополам с пошлыми, плоскими шутками, которые сам автор принимает за, якобы, наличие у себя тонкого английского юмора.

Политическая ангажированность и советский менторский тон не позволяют автору вспомнить о том, что мы не в 70-х годах в стране Советов, а все-таки уже несколько ближе в информационном пространстве к другим странам:
- Всеволод Овчинников обожает педалировать темой американской оккупации Японии, изображая американцев чуть ли не фашистскими оккупантам. Овчинников не знает о том, что именно привело к этому?: о событиях 2 мировой войны? О Перл-Харборе? О зверствах японцев в Китае? О том, что "какбэ" мы тоже воевали против японцев и т.д.? Нет. Он-то как раз все прекрасно понимает, но политическая ангажированность и вера в читателя-дурачка не позволяют журналисту даже пересмотреть свои же устаревшие тексты, написанные десятилетия назад.
- Всеволод Овчинников смешливо удивляется наличию у Великобритании ("колыбели демократии") разведки, министерства иностранных дел и тайных агентов. Он мило журит Соединенное королевство по этому факту, мимоходом рассказывая читателю-дурачку о разнице между понятиями "freedom" и "liberty".
- Таких моментов множество, но в самом конце Овчинников превосходит сам себя, на полном серьезе объясняя значение слова "колорит", причем с примерами! И за кого же он держит дорогого читателя сия опуса?!

Для Всеволода Овчинникова все его поездки являются приятной и необычной игрой: о никогда не забудет указать о знакомстве с той-то и той-то высокопоставленной персоной; о том-то и том-то презабавном эпизоде, где журналист, естественно же, повел себя наилучшим и наиумнейшим образом, а его оппоненты окажутся в дураках; о такой-то и такой-то традиции, которую Всеволод Овчинников усвоил, может быть, и не с первого раза, но без сомнения блестяще и т.д.

Самодовольные описания самодовольного гражданина, не лишенные правда определенного обаяния и мастерства фильтрации информации для советского потребителя, но гораздо менее информативные, чем даже статья из Википедии.

ПС. Отдельно хочется сказать о структуре книги: вся она разделена на микроглавки - псевдостатья или псевдоочерк, что отлично для чтения в метро или...в туалете. А вот теперь представьте 2 сотни вот таких абсолютно похожих между собой главок - все как будто на подбор стилистически и идеологически вылезшие из подшивки газеты "Правда" за какой-нибудь лохматый год. Правильные-преправильные, практически без особых эмоциональных различий между, например, катаклизмами в Китае и, например, выпиванием пафосных коктелей в дорогом баре. Жуть.

И напоследок, эпизод из самого конца книги, который настолько возмутил меня, что оценка была сбавлена, а сборник нещадно депортирован в туалет, где и будет доживать свой век.

И напоследок, эпизод из самого конца книги, который настолько возмутил меня, что оценка была сбавлена, а сборник нещадно депортирован в туалет, где и будет доживать свой век.

В июне 1986 года меня пригласили в Вену в качестве гостя-докладчика на Генеральную ассамблею Международного института прессы. Данная организация объединяет не журналистов, а владельцев средств массовой информации — газет, телекомпаний, радиостанций. Эти состоятельные люди ежегодно собираются в какой-нибудь из мировых столиц и проводят такие встречи на широкую ногу. Достаточно сказать, что венскую ассамблею открыл президент Австрии, а закрыл — федеральный канцлер.

Вторым гостем-докладчиком был нобелевский лауреат, архиепископ Туту из Южной Африки. Тема встречи — «Восток глазами Запада и Запад глазами Востока» — мне весьма импонировала. А обстановку, в которой проходила дискуссия, можно было назвать моим звездным часом.

Мы сидели в Редутном зале дворца Хофбург, где в 1815 году проходил Венский конгресс. Именно там Бетховен впервые исполнил для коронованных особ Европы свою кантату «Момент славы». Передо мной красовался Государственный флаг СССР, а сидевшие позади эксперты должны были при необходимости снабжать меня аргументами и фактами.

Но все смазал происшедший месяцем раньше Чернобыль. Мой доклад «Восток глазами Запада» вызвал бурю эмоций. Направленность их была отнюдь не в мою пользу. Целых два дня я находился под градом упреков: почему советские средства массовой информации упорно замалчивали истинные масштабы катастрофы, хотя ее последствия стали угрозой для других стран? Почему власти медлили с эвакуацией населения из пострадавших районов и даже не отменили первомайскую демонстрацию в Киеве?

Словом, досталось, как никогда в жизни. Конец дискуссии вызвал у меня вздох облегчения. Порадовало и то, что бургомистр Вены устроил для участников ассамблеи прощальный банкет с балом в городской ратуше. В величественном зале с готическими сводами, с которых свисали знамена ремесленных гильдий, играл симфонический оркестр.

Бал в венской ратуше начался, разумеется, с вальсов Штрауса. И тут я взял реванш у моих самых яростных оппонентов — американцев. Никто из них не умел танцевать вальс по-настоящему под дирижера, не мог сделать по залу полный круг, вальсировать влево, выполнять фигуры (а в питерском военно-морском училище нас всему этому учили).

Молодая австрийка из секретариата ассамблеи оказалась прекрасной партнершей. Когда мы после вальса станцевали еще и польку, нам аплодировал весь зал. А один известный советолог произнес по-русски: «Бесспорно, в области балета вы впереди планеты всей».

После этого момента меня взяла оторопь. Если это реванш, и если Всеволод Овчинников считает правильным так описывать это событие, а главное им хвастаться, то мне остается лишь развести руками.