3 ֍ АЛЬТЕРНАТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ, или КОСМОПОЛИТИЧЕСКИЙ ДЕКАДЕНС НАБОКОВА ֍

«– Мы гиппопотамцы, – откликнулся Ван и прибавил: – Пойдем, мы еще не пахали сегодня.»

«Воспоминания, как полотна Рембрандта, темны, но праздничны. Воспоминаемые приодеваются к случаю и застывают.»
(Владимир Набоков. «Ада, или Радости страсти. Семейная хроника». 1968)

Осторожно и с опаской берусь за Набоковскую семейную хронику под переводным названием «Ада, или Радости страсти. Семейная хроника» (1968). Почитала, правда вскользь, отзывы, рецензии, впечатления. И, несмотря на указание «Бестселлер», расплевательских откликов – море. Вот тебе и «Бестселлер»! Ну, думаю, не осилить мне будет 700 страниц текста.

Я не литературовед, не филолог, не критик … Интеллектуально явно не дотягиваю до талантливого Владимира Владимировича (ВВ). Но, надеюсь, всё же вчитаюсь в его роман – «Ада, или Радости страсти. Семейная хроника». И попытаюсь понять, что он хотел донести миру, оставив своё наследие в виде романа.

***
Сразу же, буквально с первой главы Набоков оглушает (меня, по крайней мере) своей претензией на интеллектуальность. Что это? Зачем понадобилось переплюнуть самого себя? Прекрасный набоковский стиль, знакомый по другим его произведениям, здесь подаётся преувеличенно претенциозно: показать свою эрудицию и принизить не такого, как он, интеллектуально развитого и образованного, читателя?

Ну, вот – пожалуйста: не в бровь, а в глаз.

«Простак-посторонний, сообразив, что ступил в жижу чужой ему жизни, должно быть, испытывает тошные чувства.»

Это настораживает. Мол, ты ещё не дорос интеллектуально и ничего не поймёшь: не тебе судить о моём великом романе. Выражаясь словами автора, – «высокомерие мастерства». Однако, похоже, мастерства-то и не достало на Нобелевскую. Язвлю …

Хотя, создавая атмосферу 19-го века, рассказывая историю длиною в жизнь, играя, жонглируя всем, чем только можно играть в литературе: жанры, культура – русская, американская, французская, а также личные чувства, которые хочется без стеснения обнажать (литературный стриптиз), – может быть и правильно. Но можно и переиграть, пережать. Чересчур. На мой взгляд, так и случилось. Не потому ли такие явно полярные мнения о книге?

***
Текст романа местами чересчур плотный. Предложения – длинные, громоздкие конструкции – на полстраницы. Ритм не чувствуется. Нет лёгкости, воздушности – читать трудно, порою – нудно. И сдаётся мне, что сделано это намеренно. Знать бы ещё зачем. Если Набоков – не мастер слова, то тогда кто?

Зато великолепный, богатый словарный запас! Но авторская пунктуация (или переводчика?), особенно чересчур многочисленные скобки, придают тексту корявость, неудобоваримость. Разве не наоборот должно быть в хорошем романе? Снова надо думать зачем?

***
Локация – место действия. Описываемое действие романа происходит где-то: не на Земле и на Земле одновременно, но в искажённой реальности, словно в кривом зеркале. Терра. Как будто происходящее разворачивается в голове человека, погружённого в себя. Летоисчисление – наше, земное: реально только Время. Географические понятия, топонимы, – вымышленные, но напоминающие те, что земные, только перевёрнутые, переделанные, искажённые ...

Терру населяют люди. Такие же, как земляне: «греки, французы, англичане». Культура, история, политика, обычаи – всё похоже на земное, но не совсем. Например, «вторая жена Линкольна или королева Жозефина» ... Как будто автор погружает читателя в реальность человека с изменённой психикой в какой-то стадии умопомешательства или на грани его: спутанное сознание. Или неразбериха в детской голове, в которой перемешалась вся впихнутая в неё информация: «детское сознание». Как в головке мультяшного попугая Кеши из «Возвращения блудного попугая».

Своя существующая реальность. И для рассказчика – она действительно существует: он в ней жил и живёт. А раз так, то авторские допущения могут быть какими угодно: фантазия. Словно он уходит от объективного восприятия мира во имя спасения или в силу спутанности сознания в иной, но по-прежнему свой, хотя и нелепый, мир. Или (думать об этом не хочется, но думается): автор всё же подсмеивается над недалёким читателем.

В общем, как в мире ребёнка – 12-летней Ады, поясняющей «с тихой улыбкой помешанного профессора» …

Так что, для себя решила, к различного рода «бредятине» буду снисходительной, понимая, откуда ноги растут. Тем более, что сего рода «бредятина» вовсе не без юмора и без «ха-ха» и «хи-хи», а также «хм-м» не обходится.

В самом начале романа – Аква – персонаж – сестра-близнец Марины, жена Демона, сходит с ума, и рассказчик описывает то, что она видит, слышит и чувствует в новой реальности … Аква умирает, отравившись таблетками: уходит … Возможно, – прелюдия к последующим, отнюдь не весёлым, событиям. Связь поколений. И Время пошло … А больше оно и делать-то ничего не умеет.

Весь роман «Ада» – это ощущение другой, альтернативной, реальности: чужой внутренний мир (ад?), который есть у каждого человека, достаточно пожившего для того, чтобы он возник. Хотите заглянуть в него? Владимир Владимирович (ВВ) такую возможность предоставляет.

***
Итак, что накопилось за жизнь в душе главного героя – Вана Вина (ВВ)? (ВВ – символично, не так ли?). Об этом должны поведать воспоминания 80-летней давности, которые живы, тревожат и сплетают канву повествования от отрочества, когда Вану «едва исполнилось тринадцать» до старости героя. Через 80 лет вспоминать себя 14-летнего? Грустная арифметика. И ненадёжная: память может такие кульбиты устраивать …

«В свои девяносто четыре он радостно углублялся в то первое любовное лето …»

Поэтому (?) рассказ автора напоминает искусственные цветы, которые мальчик Ван видел в «магазине художественных изделий и мебели» госпожи Тапировой.

«Он удостоверился в искусственности цветов и подумал о том, как странно, что такие подделки всегда норовят потрафить исключительно глазу, даже не пробуя передать заодно и ощущение влажной весомости листьев и лепестков.»

Меня так и не покинуло это ощущение искусственности от прочитанной истории. Наверно, так и должно было быть. Такой вот роман. Чужая душа – потёмки. Для другого человека она – искусственный мир, видимый лишь во внешних проявлениях. А порой и этого не дано разглядеть. От этого и немного грустно, и скучно. И непонятно … И хочется разобраться.

… Воспоминая – это куски жизни, которые память услужливо подсовывает нам для создания общей картины своего бытия, предстающей в виде лоскутного одеяла, пошитого из старых, когда-то носимых вещей.

Вот лоскуток от детской блузки. А вот – от платья со второго дня свадьбы. А это у моего мужа была рубашка – мой первый подарок … Таким «пэчворком» из разрозненных кусков и создаётся «Ада». Мне представляется, что так и вся жизнь грешника предстаёт на Страшном Суде, когда решается, куда тебе дальше: в ад, или царствие небесное …

***
Этот роман быстро читать нельзя. Его нужно смаковать. Можно перечитывать. Причём, с любого места. И делать паузы: задумываться. Любой серьёзный автор мечтает о таком читателе: неторопливом, вдумчивом. «Ада» создавалась десять лет … Не стоит глотать её, не разжевав.

***
Есть такое современное слово – «стёб» и его глагольная форма – «стебаться». Набоков в «Аде» стебётся от души. Над всем русским: культурой, патриотизмом, моралью, нравственностью. Он – как лист, «оторвавшийся от веток». Найти ещё одну Родину удаётся далеко не всем. Почувствовать иную твёрдую почву под ногами – не значит прижиться. Космополиту – везде хорошо. Если не космополитическими красками ярко и талантливо, одним словом: искусно написана «Ада», то какими?

Красиво. Фантастично. Феерично. Забавно. А смысл? – Нам это надо? – Лично мне – нет.

Декаданс. Интересное явление в культуре. И с этой стороны «Ада» хороша. Декадентство в биологическом смысле – патологическое психофизическое вырождение в области культуры. Судите сами. Может быть, я не права?

Но разве «Ада» лишена характерных черт декадентства? Таких, как субъективизм, индивидуализм, аморализм? Разве роман не оторван от реальности?

«Ада» плещет через край эстетизмом, поэтикой литературного искусства во имя искусства. Но это тоже в совокупности с вышесказанным – декаданс. Эстетизм с падением ценности содержания, когда преобладает форма произведения, различные художественно литературные «примочки» (ухищрения), внешние эффекты.

Для меня «декаданс» – не ругательное понятие, а смысловое. И роман В.В. «Ада» я охарактеризовала бы, как «космополитический декаданс». Хотя такого понятия, скорее всего, в природе не существует. Но я так чувствую …

***
Лично мне было скучно в том мире, который создал Набоков в «Аде». Игра слов: в аду весело не бывает. Разве что чертям с их повелителем. Этот мир понятен автору: его он увлекает, ибо оторван от мира реального. Наверно, так он искал убежища для своей души …

Несмотря на то, что сей труд огромен по объёму, автору, в общем-то, сказать было нечего своему читателю. Какие струны души он хотел задеть?

Если приходится продираться сквозь прекрасные Висячие сады Семирамиды, которые напоминает текст Набокова, не понимая зачем и к чему это приведёт, то это пустое времяпрепровождение. Где внутренний мир персонажей? Где развитие героя? – Ничего не находя, устаёшь и от Семи чудес света ...

Роман без романтической динамики – не роман. Роман без цели – выстрел без прицела. Среди персонажей, не размышляющих ни о чём, тупеешь.

Описание натуралистических подробностей, словно Раффлезия Арнольда, коварно: изощрённый хищник в редкой, непривычной, завлекающей подаче. Попался? И нет тебя … Тебе и сказать-то нечего. Потому что роман писался не для тебя. Если бы знал, что это за «цветок», не попался бы.

А разве не ностальгия по утраченным возможностям роскошной жизни, обеспеченной когда-то в детстве Набокова такими средствами, что позволяли жить в особняке, похожем на дворец, сквозит в описании жизни Вана и Ады?

Они не прилагают никаких усилий для обеспечения своей жизни: как птички, не жнут, не пашут: божьи созданья, у которых всё есть. Бессмысленное бытиё живого организма на искусственно созданной питательной среде. Как в чашке Петри …

Как я уже сказала в самом начале, у меня скромные познания в области литературоведения. Но мне кажется, что Набоков, щёгольски блеснув (да чего уж там, – ослепив!) мастерским художественным владением слова, поразил формой изложения, но нового ничего не сказал. А зачем? Роман о собственных чувствах. Какое ему дело до всех остальных?

Я пыталась. Но так и не смогла понять, что он хотел оставить миру. Доминирующая форма поглотила содержание, которое само по себе невелико: чувственность – глупая, животная, порочная – пусть даже перешедшая границы сексуальной, она является перверсивной. Хотелось побыстрее закончить нудное и тревожное чтение. А это тревожный маркер. Для меня, конечно.

Справедливости ради, следует сказать, что «Ада» – не столько радость, сколько ад на земле, когда пришёл конец нравственности, духовности человечества, веры в идеалы ... Поэтому Набоков использовал элементы жанра фантастики. Эротика не может (не должна!) заменить всё то, что человека делает человеком. В этом, пожалуй, для меня смысл романа.

Финал уж больно жалок. Что может быть более отталкивающим, чем старческое бессилие там, где ожидаются мудрость, опыт и знание жизни: всё то, что мы ценим в стариках.

P.S.

Раффле́зия А́рнольда (лат. Rafflésia arnóldii)