5 Называть вещи своими именами

Вторая попытка «вчитаться» в книги Салмана Рушди — на этот раз удачная, всё встало на свои места и стало понятным. Ура! Первые страниц 50 было сложно: повествование неспешное, внутри текста мало напряжения — и это несмотря на то что события, которые описывает автор, это же просто оголённый провод! Действие развивается неспешно, ползёт себе и ползёт, как старая электричка. Чу-чух, чу-чух.

Автор последовательно описывает, как он стал писателем — и как у него сначала не получалось, как он любил и придумывал свои истории, а потом, такое чувство, влетел в стену. Был в каком-то фильме такой желейный куб, ловушка, из которого потом чёрт с два выберешься — клейкий же! Сам автор сравнивает годы жизни под фетвой с пампасами — огромное пространство, во все стороны одинаковое.
А в последних главах (примерно две с половиной от конца) действие вдруг взрыкивает двигателем, разгоняется, расшвыривает грязь из-под колёс. В какой-то момент мне показалось, что сейчас рухнет, потому что тон меняется.

Было поразительно читать описание разных по травматичности событий (травля в прессе, сложное расставание с женой Мэрион, внутренние сомнения), данное без злобы. Как было у Миядзаки, «смотреть глазами, не замутнёнными ненавистью». И так же поразительно — поразительно больно — было, когда в конце книги текст стал просто исходить едкой жёлчью, прям ядом, серьёзно! Нужно клеить табличку: осторожно, травмоопасно.

Но в целом, книга о том, что человека нельзя назвать одним словом — ни по национальности, ни по этнической принадлежности, ни по профессии, ни по чему ещё. И как раз попытка запихать всю огромную, разностороннюю, противоречивую человеческую личность в рамки всего одного слова и приводит к конфликтам и к ненависти — этот последний пассаж-рассуждение в финале книги пришлось расшифровывать и решать, как уравнение. То ли перевод слишком невнятный, то ли мысль так выражена, то ли я к концу книги устала.

Но столько добыто в этой книге сокровищ! И внезапных — как (очень) неприятный мужской взгляд на жену, которая изменилась после рождения ребёнка. Так и «таблетка от ненависти» — фраза «непостижимое стало постижимым».
И наблюдение: даже если человек говорит, что стоит на позиции исключительно светской, атеистической, не религиозной (то есть, магическое мышление, выйди вон!), он всё равно может сказать что-то эдакое. Не «я сделал выбор», а «моя потребность была императивом», вот какие-то высшие силы! Похоже на чулан, куда прячут всякие забытые штуки, а потом они как вылазят.

И самое ценное — столько прожито наполненных минут за чтением! Столько пережито эмоций! Очень хотелось написать много ругательных слов из-за последних глав и звёздочек поставить поменьше, особенно после утверждений о «судьбе» — но ведь о том и книга. О свободе высказываться, о свободе быть услышанным, о свободе цивилизованно не соглашаться. И чётко понимать, что нация и этнос — не одно и то же. Не обобщать.
Пожалуй, по важности для формирования картины мира стоит рядом с «Американхой» — там мне стало всё понятно про расизм, а здесь — про фанатиков и про живую литературу. А она там просто дышит! Такое удивительное чувство контекста, большой игры, диалога — как у Эко в его публицистике.