1 Спойлер Солдат и красивый юноша

Прочитал, что есть такое литературное произведение в школьной программе, которое воспевает однополые отношения. Это произведение Владимира Маканина "Кавказский пленный".
Подумал, что надо бы ознакомиться. Эта тема меня не интересует. Более того, отношусь к этому явлению отрицательно. Но чем же потчуют нашу молодежь?
Рассказ был написан в период с июня по сентябрь 1994 года. Сюжет крайне прост, по сути - "Один день Ивана Денисовича", или даже два дня, только гораздо меньше можно узнать об обстановке. Зато сколько чувства изобразил автор! Красота - страшная штука! А если красота исходит от объекта твоего же пола?

Действие происходит на Кавказе, вероятно - Чечня. Грузовики не могут попасть в воинскую часть из-за обстрелов горцев. Отправили двух бойцов, Рубахина и Вовку в часть за подмогой.
Подполковник Гуров (от которого ждут подмогу) оказался не в части, а у себя дома (хороший деревенский дом с верандой увитой виноградом и с хозяйством).
У подполковника гость Алибеков. Алибеков выторговывает оружие в обмен на провиант для офицеров и солдат. Подполковник не забывает добавить: "Вино не обязательно, но хоть сколько-нибудь водки".

Он, Гуров, должен накормить солдат. С возрастом человеку все тяжелее даются перемены, но взамен становишься более снисходителен к людским слабостям. Это и равновесит. Он должен накормить также и самого себя. Жизнь продолжается, и подполковник Гуров помогает ей продолжаться — вот весь ответ.
Обменивая оружие, он не думает о последствиях. При чем здесь он?.. Жизнь сама собой переменилась в сторону всевозможных обменов (меняй что хочешь на что хочешь) — и Гуров тоже менял. Жизнь сама собой переменилась в сторону войны (и какой дурной войны — ни войны, ни мира!) — и Гуров, разумеется, воевал. Воевал и не стрелял. (А только время от времени разоружал по приказу. Или, в конце концов, стрелял по другому приказу; свыше.) Он поладит и с этим временем, он соответствует.

Подполковник услышав от бойцов, что грузовики влипли, отказывается посылать помощь. Но наших героев он так не отпустит: надо помочь во дворе - разбросать гору песка по всем дорожкам; да и жена рада дармовым солдатским рукам, пусть с грядками помогут.

Бойцы поработали, один даже успел познакомиться с соседкой, побыть с ней в интимной обстановке. Та ему купила в местном сельпо портвейна (солдатам в форме не продают). Оказывается подполковник калашами торгует, а солдат не может портвейн купить.
Далее наши бойцы узнают, что старлей Савкин с группой солдат отправляется в лес на разоружение горцев. Бойцы обрадовались возможности прихватить "чурку". (Не понятно зачем он им. Отличиться и получить отпуск?)

Итак, Вовку не взяли на дело (забраковали), а Рубахину повезло. Операция по разоружению ещё с ермоловских времён называется "подкова". Окружённой группировке оставляют один выход, потом стреляют повыше голов (с целью посеять панику) и горцы растягиваясь по тропинке несутся к единственному выходу. Их по одному с боковых сторон отлавливают.

Рубахин выскакивает из засады и мчится за жертвой. Жертва бегает очень резво: изначально между ними было расстояние 8-10 метров, затем оно начало увеличиваться. Чтобы жертва не ушла, Рубахин бросил автомат по его ногам. Жертва упала.
Я для того пересказываю эту подробность, потому что мне кажется, что она специально надуманная для одного эффекта. Чуть позже я напомню об этой подробности.

Снова топот — Рубахин скакнул с тропы в сторону, к корявому дубку, где сидел пойманный. «Тихо!» — велел ему Рубахин. В мгновенье проскочили мимо них несколько удачливых и быстроногих боевиков. За ними, матюкаясь, бежали солдаты. Рубахин не вмешивался. Он дело сделал.

Действительно, какой ему прок напрягаться? У него уже имеется пленник. Каждый сам за себя.

Он глянул на пойманного: лицо удивило. Во-первых, молодостью, хотя такие юнцы, лет шестнадцати — семнадцати, среди боевиков бывали нередко. Правильные черты, нежная кожа. Чем-то еще поразило его лицо кавказца, но чем? — он не успел понять.

Обезоруженных было много, двадцать два человека, и потому, возможно, Рубахин отстоял своего пленного без труда. «Этот мой!» — повторял, держа руку на его плече, Рубахин в общем шуме и гаме — в той последней суете, когда пленных пытаются построить, чтобы вести в часть.
«Почему твой? Вон сколько их — все они наши!» Но Рубахин качал головой: мол, те наши, а этот — мой.

Неожиданно появился Вовка, которого не взяли на операцию и стал врать, чтобы поддержать друга, мол у него есть записка от подполковника и, следовательно, этого молодца необходимо доставить начальству для обмена.

Приехали в часть. Рубахин и Вовка идут на обед вместе с пленным, а навстречу сослуживец:

— Два, три, пять человек на одного выменяешь! — крикнул он. — Таких, как девушку, любят! — И, поравнявшись, он подмигнул Рубахину.
Рубахин хмыкнул. Он вдруг догадался, что его беспокоило в плененном боевике: юноша был очень красив.
Пленный не слишком хорошо говорил по-русски, но, конечно, все понимал. Злобно, с гортанно взвизгивающими звуками он выкрикнул Ходжаеву что-то в ответ. Скулы и лицо вспыхнули, отчего еще больше стало видно, что он красив — длинные, до плеч, темные волосы почти сходились в овал. Складка губ. Тонкий, в нитку, нос. Карие глаза заставляли особенно задержаться на них — большие, вразлет и чуть враскос.

Рубахин и Вовка пообедали и отправились вместе с пленным в пеший путь.
Ручей. Решили напиться. Пока бойцы набирали воду в стаканчики, пленный со связанными сзади руками напился прямо из ручья.

Лицо мокро. Прижимая щеку к плечу, он пытался сбросить без помощи рук нависшие там и тут на лице капли воды. Рубахин подошел:
— Мы бы дали тебе напиться. И руки бы развязали... Куда спешишь?
Не ответил. Рубахин посмотрел на него и ладонью отер ему воду на подбородке. Кожа была такой нежной, что рука Рубахина дрогнула. Не ожидал. И ведь точно! Как у девушки, подумал он.
Глаза их встретились, и Рубахин тут же отвел взгляд, смутившись вдруг скользнувших и не слишком хороших мыслей.
На миг насторожил Рубахина ветер, шумнувший в кустах. Как бы не шаги?.. Смущение отступило. (Но оно только припряталось. Не ушло совсем.) Рубахин был простой солдат — он не был защищен от человеческой красоты как таковой. И вот уже вновь словно бы исподволь напрашивалось новое и незнакомое ему чувство. И, конечно, он отлично помнил, как крикнул тогда и как подмигнул сержант Ходжаев. Сейчас предстояло быть и вовсе лицом к лицу. Пленный не мог самостоятельно перейти ручей. Крупная галька и напористое течение, а он был бос, и нога распухла у щиколотки так сильно, что уже в самом начале пути ему пришлось сбросить свои красивые кроссовки (на время они лежали в вещмешке Рубахина). Если при переходе ручья раз-другой упадет, он может стать никуда не годным. Ручей потащит волоком. Выбора нет. И понятно, что Рубахин, кто же еще, должен был нести его через воду: не он ли, когда брал в плен, броском своего автомата повредил ему ногу?
Чувство сострадания помогло Рубахину; сострадание пришло ему в помощь очень кстати и откуда-то свыше, как с неба (но оттуда же нахлынуло вновь смущение заодно с новым пониманием опасной этой красоты). Рубахин растерялся лишь на миг. Он подхватил юношу на руки, нес через ручей. Тот дернулся, но руки Рубахина были мощны и сильны.
— Ну-ну. Не брыкайся, — сказал он, и это были примерно те же грубоватые слова, какие сказал бы он в подобной ситуации женщине.
Он нес; слышал дыхание юноши. Тот нарочито отвернул лицо, и все же его руки (развязанные на время перехода), обхватившие Рубахина, были цепки — он ведь не хотел упасть в воду, на камни. Как и всякий, кто несет на руках человека, Рубахин ничего не видел под ногами и ступал осторожно. Скосив глаза, он только и видел бегущую вдали воду ручья и, на фоне прыгающей воды, профиль юноши, нежный, чистый, с неожиданно припухлой нижней губой, капризно выпятившейся, как у молоденькой женщины.

Боже, какая "романтика"! Напомню о той подробности с броском автомата по ногам. Как можно было обойтись без этой сцены?
Далее ночлег. Рубахин отдал пленному свои шерстяные носки, а сам остался в сапогах на босу ногу. Он сидит плечом к пленному, а спиной к дереву (в этой позе можно чутко провести ночь и иногда дремать).
Тут автор сообщает, зачем они тащат с собой пленного: для обмена, чтобы беспрепятственно прошли автомобили, упомянутые в начале рассказа. Ну наконец пояснил. А я уж думал, что пленного тащат с собой просто так, типа понравился молодец. Но эти вещи, конечно, не противоречат друг с другом.

Пусть он не знает про машины и блокированную там дорогу, но ведь он знает (чувствует), что ему ничто не грозит. Более того. Он чувствует, конечно, что он симпатичен ему, Рубахину... Рубахин вдруг вновь смутился. Рубахин скосил глаза. Тот тосковал. В уже подступившей тьме лицо пленного было по-прежнему красиво и так печально. «Ну-ну!» — дружелюбно сказал Рубахин, стараясь приободрить.
И медленно протянул руку. Боясь встревожить этот полуоборот лица и удивительную красоту неподвижного взгляда, Рубахин только чуть коснулся пальцами его тонкой скулы и как бы поправил локон, длинную прядку, свисавшую вдоль его щеки. Юноша не отдернул лица. Он молчал. И как показалось — но это могло показаться, — еле уловимо, щекой ответил пальцам Рубахина.

Рубахин похлопал его по плечу:
— Не робей. Я же сказал: как приведем, сразу тебя отдадим вашим — понял?
Тот кивнул: да, он понял. Рубахин этак хохотнул:
— А ты правда красивый.
Помолчали еще.
— Как нога?
— Хорошо.
— Ладно, спи. Времени в обрез. Надо еще чуток покемарить, а там и утро...
И вот тут, как бы согласившись, что надо подремать, пленный юноша медленно склонил свою голову вправо, на плечо Рубахину. Ничего особенного: так и растягивают свой недолгий сон солдаты, привалившись друг к другу. Но вот тепло тела, а с ним и ток чувственности (тоже отдельными волнами) стали пробиваться, перетекая — волна за волной — через прислоненное плечо юноши в плечо Рубахина. Да нет же. Парень спит. Парень просто спит, подумал Рубахин, гоня наваждение. И тут же напрягся и весь одеревенел, такой силы заряд тепла и неожиданной нежности пробился в эту минуту ему в плечо; в притихшую душу. Рубахин замер. И юноша — услышав или угадав его настороженность — тоже чутко замер. Еще минута — и их касание лишилось чувственности. Они просто сидели рядом.
— Да. Подремлем, — сказал Рубахин в никуда. Сказал, не отрываясь взглядом от красных маленьких языков костра.
Пленный качнулся, чуть удобнее разместив голову на его плече. И почти тут же стал вновь ощущаться ток податливого и призывного тепла. Рубахин расслышал теперь тихую дрожь юноши, как же так... что ж это такое? — взбаламученно соображал он. И вновь весь он затаился, сдерживаясь (и уже боясь, что ответная дрожь его выдаст). Но дрожь — это только дрожь, можно пережить. Более же всего Рубахин страшился, что вот сейчас голова юноши тихо к нему повернется (все движения его были тихие и ощутимо вкрадчивые, вместе с тем как бы и ничего не значащие — чуть шевельнулся человек в дреме, ну и что?..) — повернется к нему именно что лицом, почти касаясь, после чего он неизбежно услышит юное дыхание и близость губ. Миг нарастал. Рубахин тоже испытал минуту слабости. Его желудок первым из связки органов не выдержал столь непривычного чувственного перегруза — сдавил спазм, и тотчас пресс матерого солдата сделался жестким, как стиральная доска. И следом перехватило дыхание. Рубахин разом зашелся в кашле, а юноша, как спугнутый, отнял голову от его плеча.

Наступило утро. Продолжают идти.

В теплых и крепких шерстяных носках юноша шел заметно увереннее. Он и вообще держался посмелее. Тоски в глазах не было. Он несомненно уже знал, что Рубахин смущен наметившимися их отношениями. Возможно, ему это было приятно. Он искоса поглядывал на Рубахина, на его руки, на автомат и про себя мимолетно улыбался, как бы играючи одержав победу над этим огромным, сильным и таким робким детиной.
У ручья он не снимал носки. Он стоял, ожидая, когда Рубахин его подхватит. Рука юноши не цеплялась, как прежде, только за ворот; без стеснения он держался мягкой рукой прямо за шею ступающего через ручей Рубахина, иногда, по ходу и шагу, перемещая ладонь тому под гимнастерку — так, как было удобнее.

Позже они увидели издалека спускающихся со скал, слева и справа горцев. Солдаты с пленным спрятались.

Не отрывая взгляда от идущих по левой тропе (этот отряд был совсем недалеко и пройдет мимо них первым), Рубахин завел руку назад и осторожно коснулся тела пленного. Тот чуть дрожал, как дрожит женщина перед близким объятьем. Рубахин тронул шею, ощупью перешел на его лицо и, мягко коснувшись, положил пальцы и ладонь на красивые губы, на рот (который должен был молчать); губы подрагивали.
Медленно Рубахин притягивал юношу к себе ближе (а глаз не отрывал от левой тропы, от подтягивающейся цепочки отряда). Вовка следил за отрядом справа: там тоже уже слышались шаги, сыпались вниз камешки, и кто-то из боевиков, держа автомат на плече, все лязгал им об автомат идущего сзади.
Юноша не сопротивлялся Рубахину. Обнимая за плечо, Рубахин развернул его к себе — юноша (он был пониже) уже сам потянулся к нему, прижался, ткнувшись губами ниже его небритого подбородка, в сонную артерию.

Буду заканчивать. Извиняюсь за слишком многочисленное цитирование, но это было необходимо. Нужно ведь хорошо понимать, что навязывают подрастающему поколению.
Ещё скажу, что любовь была сугубо платоническая. Что в произведении до финиша дойдут не только лишь все. И ещё последняя цитата:

А Рубахин терял: лицо юноши уже не удерживалось долго перед его глазами — лицо распадалось, едва возникнув. Оно размывалось, утрачивая себя и оставив лишь невнятную и неинтересную красивость. Чье-то лицо. Забытое. Образ таял. Словно бы на прощанье (прощаясь и, быть может, прощая его) юноша вновь обрел более или менее ясные черты (и как вспыхнуло!). Лицо. Но не только лицо — стоял сам юноша. Казалось, что он сейчас что-то скажет. Он шагнул еще ближе и стремительно обхватил шею Рубахина руками (как это сделал Рубахин у той скалы), но тонкие руки его оказались мягки, как у молодой женщины, — порывисты, но нежны, и Рубахин (он был начеку) успел понять, что сейчас во сне может случиться мужская слабость. Он скрипнул зубами, усилием отгоняя видение, и тут же проснулся, чувствуя ноющую тяжесть в паху.
— Покурить бы! — со сна хрипло проговорил он. И услышал стрельбу...

Итог. Что есть в этом произведении главное? Внутренние переживания мужчины вызванные красотой юноши. Бывает ли так в жизни, когда тебя поражает красота представителя твоего же пола? Вероятно, такое может быть. Как с этим быть? Наверное, если ты приличный человек, не стоит об этом трубить на весь мир? Автор подробно передал эти ощущения с момента их возникновения. Предлагает обратить на это внимание и быть более чутким к мужской красоте? Ведь это передача некоторого опыта. Значит, некоторые читатели не замечавшие в себе ничего подобного, вполне могут теперь обратить на это внимание. А если это произведение есть в школьной программе, зачем несформировавшимся молодым людям это знание? А больше в произведении ничего нет. За исключением нескольких эпизодов по которым можно сделать вывод, что все, абсолютно все - муд...ки. Будь индивидуалистом! Ищи только свою выгоду!

Хотел бы поставить 0, но поставлю 1. Язык относительно неплох. Только из-за языка. Сейчас пишут гораздо хуже.
Еще по этому произведению Алексей Учитель снял фильм. Предоставляю кадр из фильма.