3.5 «И всё-таки, может, не так уж плохо быть маньяком, если это значит, что ты остаёшься человеком?»

Но знаешь… эта чёрная телега… имеет право всюду разъезжать…

Рваным вышло это полотно, которое в итоге подарило мне – рваные впечатления.
Начало так вообще, держало меня в равнодушных…
По итогу же, с маньяком Гуревичем, нашла немало общего, в сути своей…
Так же и за справедливость и… лучше сама сделаю, чем, кому-то доверю… ибо, точно же будет не так, как мною планировалось и вообще-то хотелось.
И спасать спасала, переживала за чужих мне в принципе людей, потом уж, с возрастом решила, что хватит… особенно, когда ты ночь не спишь, а человек потом… когда оказывается, что эти, любители навешать на тебя своих бед… просто любят эти самые беды. Живут, будто плавая в них.
Постепенно пришла к пониманию, что нормальные люди, а не те самые люди-пиявки, просто жуют свои беды, самостоятельно, не вынося другим мозга. Если и поделятся, то лишь когда накипело, а не каждый день, постоянно. Вот когда каждый день, не принимая решений, а просто бэбэ и бэбэ… знайте, это точно пиявки.
Да, и некоторые, просто любят поговорить, о себе любимых… им только повод дай; малюсенького хватит – раздухариться.

Но вернемся к Гревичу, чьё детство прошло…

Веер вагинальных палочек в металлическом стакане – привычная с детства картина…

Сын врачей. И отец и мать Гуревича работали на полную ставку… всё больше воспитывая сына по телефону.
И в тех больницах, Гуревич, конечно, бывал и у отца в его психиатрическом кабинете и у матери… во время болезни своей, чтоб не болтался без дела… всё больше, руководство матери, в таком его воспитании.
В больнице отца, ему интереснее было… много историй услышал… фантазию развивал…

Сенино детство протекало в открытом и любознательном мире прилюдных драм и мордобоев, трагических судеб, увлекательных похорон, весёлых поминок и распахнутых во все стороны детских глаз.

Вот такое детство… вагинальные палочки и психи.

Это отразилось на его дальнейшей судьбе: Сеня всю жизнь любил и оберегал женщин, но работал с сумасшедшими.

И без предисловия от автора понятно, что человек из Гуревича должен был получиться – хорошим, чутким к миру и к окружающим его людям.

Папа говорил, что у Сени маниакальное воображение; что он не чувствует грани между игрой и реальностью; что, в сущности, он постоянно прописан в своих фантазиях, не желая возвращаться назад, в простую жизнь. И потому ему будет трудно существовать в социуме.

Принцип паршивой овцы отлично работает в любом коллективе: остальные овцы чувствуют облегчение и злорадное торжество.

И овца паршивая и маньяк, тут, как одно и то же…
Ещё добавлю – имея богатую фантазию, Сене не нужны были другие люди, только для того чтобы ему было не скучно. Ибо только скучные, лишённые фантазии люди, нуждаются, в том, чтобы их кто-то развлекал, как-то наполнял… их пустую неинтересную жизнь… сюжетом и красками.

А вот такой страсти к мандаринам, не помню, люблю, но… страсть была к колбасе))) помню её на тарелке, где уже лежал салат (в Новый год или другой какой праздник)… в те годы, она была лучшая по стране, может и дальше… у нас в городе она доставалась только по блату… я ела разную колбасу, но такой, именно копчёной, больше не ела… никогда, к сожалению.

«Евреи, вон из класса!» - Голодных поднял над головой очередной рукописный плакат. Буквы были обведены красным фломастером, чтобы все видели издалека. Из евреев в классе были только Гуревич и учитель истории, который, как и все прочие, сделал вид, что не замечает самодельного вопля Голодных.

Удивительно мне было, про гонения евреев читать… у нас их в городе не мало… да, были те, кто называли себя белорусами, но все-то знали… знали и всё… и ничего. У меня и подружка была, наполовину... нация, как факт нации и всё.
Интересно, как это при таких гонениях, они, евреи те, и на эстраде и в думе сумели засесть? Одни конкуренты убрали других?

Момент с аппендиксом

… мне там подумалось, что Рубина разошлась, видимо, чуя, что ещё мало сопереживающих… и надо добить читателя, чтоб, наконец, он, проникся… может, чувствовала, что как-то поверхностно она… что одной Ёлки не хватит…

Вообще, поначалу, образ Гуревича, не вязался он в один узел… его бьют, унижают, а девочки около…

Мама Гуревича была пряма и прямолинейна, самую суть видела и в людях и в сыне…

- Психиатрия – область, в которой никто ничего не понимает. Каста людей, которые только болтают. Что такое мозг, почему ты поступаешь так, а не иначе, до сих пор не знает никто. Зато психиатр получает надбавку к зарплате и имеет двухмесячный отпуск. Вперед, мой сын! Ты там успешно затеряешься. Там вообще врачу с пациентом легко поменяться местами.
«Ты проницателен, изощрен в логике, до известной степени даже всевидящ, - говорил он значительно. – По сути, ты ощущаешь себя немножко богом…»
- Не только богом, - бодро подхватила мама, расставляя на столе тарелки, - но и Наполеоном, и Буддой, и папой Римским…

Вот и жену он, такую, как мама нашёл… что уже неудивительно.
Быть может без неё, он бы не выстоял…

Человек – он ведь по-разному себя ведёт.
Человеку разное нужно…

Психиатр не обязательно умнее своих пациентов, говорил папа. Это просто человек; человек со своим характером и своими причудами…

Забавный факт, автор себя внесла в книгу, проездом («кошмарное местечко Мицпе-Рамон»):

При Гуревиче тут построили гостиницу, где на его памяти мало кто останавливался, - разве что писательница Дина Рубина, по легкомыслию или незнанию географии согласившаяся приехать и выступить в местной библиотеке. Библиотека оказалась асбестовым вагончиком, но читатели – человек десять-двенадцать, - пылкостью своей не посрамили русской литературы.

Гуревич тоже там был, вручил ей стихи Николая Шелягина…

Гуревич давно заметил, что эти борцы с расизмом непременно кого-то должны презирать и ненавидеть, по-иному у них не получается. Это как при ходьбе: приподняв одну ногу, ты непременно всей тяжестью наступаешь на другую. Провозглашая святой одну часть общества, другую непременно назовёшь «бабуинами».

В общем и целом, рваною вышла история, вот и я себя оборву, добавлю ещё, что не раз мои глаза увлажнились… автор умеет кольнуть, и знает об этом… но тут, тут она больше отдыхала… засосала её пандемия.