4.5 мухосранские абсцессии

«В какой момент обычная провинциальная история становится неотличима от лютейшего треша?»

Книга вялотекущая (как шизофрения), странная, реалистично-абсурдная и живая. Молодой писатель Виктор, у которого в этой  истории нет фамилии, прославился одной-единственной книгой, но после неё не смог написать ничего достойного. Сейчас он зарабатывает тем, что пишет всякую ересь про маленькие захудалые городишки, ничем не примечательные настолько, что у них нет даже как таковой истории — всё забыто, заброшено, похоронено. Но история всегда нужна — для развития туризма, для поднятия патриотизма и прочих сомнительных, вряд ли помогающих в итоге городишку вещей. И Виктор пишет его  — его величество локфик, чаще всего выдуманный от и до. Всё равно никто не будет в этом копаться. И маленький убогенький городок обрастает историей — иногда настолько убедительной, что в некоторых  местах она даже начинает немного сбываться.

Однажды Виктор оказывается в городе своего детства Чагинске, знаменитом то ли чагой, то ли адмиралом Чичагиным, то ли всё-таки каким-то там конным Пересветом с мечом (сомнительно, нууу окээй) . В попытках выдавить из себя достойного уровня локфик, Виктор с головой погружается в прокрастинацию, пьянки, мухосранские абсцессии, пасторальный невроз, кукуйский амок и уездное бешенство. Вместе с раздражающим (и очень интересным как персонаж) фотографом Хазиным, у которого в этой истории нет имени, Виктор пытается докопаться до сути вещей, вроде: был ли Чичагин покровителем громоотводов, останавливался ли в гостинице Гагарин, посещал ли библиотеку Гайдар, лечит ли чагинская чага язву желудка, выпускал ли местный стекольный завод оптику для противогазов и танков? Ну, не то чтобы ответы на эти вопросы действительно волнуют героев книги...

В этом томящемся на берёзовых дровах котле провинциального делирия типичный городской житель медленно, но верно съезжает кукухой, скатываясь в пучину какого-то тревожного соучастия. Будто его начинает даже немного волновать судьба имеющих иммунитет ко всей местной дури чагинцев.

Так, приехавший в Чагинск с концертной группой (казачьи танцы, между прочим) Роман Большов, у которого в этой истории есть имя и фамилия, остаётся здесь, чтобы помочь в поисках двух пропавших местных мальчишек.

Мальчишки не просто не ищутся, но с каждым разом пропадают будто бы ещё дальше, но не в смысле дальше от Чагинска, а скорее от всего вот этого... этого.

Тем временем Виктор (вместе с читателем) перестаёт понимать, что происходит, но всё-таки ничему особо не удивляется. Его иммунитет, видимо, ещё не до конца атрофирован после проведённых здесь каникул у бабушки, которая, кстати, наказывала не возвращаться.

Виктор валяется в коме после того, как его не-кусает мышь, на пациентах спит треугольная кошка, Хазину подбрасывают железного клопа и мёртвого бобра в пакете, комнату Виктора в гостинице занимает  «баба с теодолитом», гостеприимная (не особо) крепкая Снаткина очень кстати сдаёт комнаты приезжим, которым уже неожиданно плевать, что она посещает все местные похороны, уговорила мужа (или сестру?) и всегда ходит с велосипедом (или серебряной ложкой?). Миллиардеру Светлову, который строит здесь бумажный комбинат (или АЭС? или космодром? или свалку ядерных отходов?) дарят чучело волка и не знают, какую дать взятку (подкова из музея вполне сгодится, но лучше какой-нибудь мост). Кто-то пишет возмутительную статью в газету (но это не Виктор), Хазин терпит фиаско с днём города, вместо памятника Чичагину ставят памятник Пересвету (да кто это, мать его, такой?), местная администрация не знает на какой кобыле подъехать к Светлову, безумие чагинцев выходит за всевозможные границы разумного, несчастный Роман всё никак не может уехать, полицейский Фёдор (Теодор (с) Хазин), он же друг детства Витеньки) ведёт себя до омерзения странно.

И куда ни идёт Виктор — там обязательно либо Снаткина с велосипедом, либо думающий Светлов на синем пикапе, либо Хазин со своей прокуренной шестёркой. Иногда ещё внезапный шушун в зарослях брусники, в качестве исключения.

Байки о шушуне рассказываются фоном и как бы между делом, и они вроде как должны вносить свою безуминку в этот текст, но давайте признаем, что шушун здесь далеко не самый странный персонаж...

Чагинск — 12 тысяч человек, два пропавших мальчика, одна повесившаяся женщина, колыбель чаги, родина шушуна, продажной администрации, гибрида расстегая и кулебяки, самого большого носочного удава Кузи, дохлых бобров в пакетах и огромного котлована, который, видимо, так и останется на этапе котлована. Лес как море, голова как чугун, чагинцы как пациенты психбольницы, а у Виктора рэднек-синдром, да и у читателя, видимо, тоже.

Забористый бэд-трип, особенно под конец, который и не конец вовсе.